Золотые мили
Шрифт:
— Он не простит тебе, что ты его выгнала, — сказал Моррис.
— Не простит мне? — Салли вспыхнула. — Вот это мне нравится! Что такое должен он мне прощать? Может, ты считаешь, что я обязана к нему подлаживаться и строить свою жизнь, исходя из его удобств? Может, в угоду Пэдди Кевану ты хочешь, чтобы о нашем доме пошла дурная слава, чтобы полиция перевернула здесь все вверх дном? Что с тобой, Моррис? Ты так рассуждаешь, словно Пэдди Кеван и впрямь невесть какая важная персона. А он просто наглец и фанфарон — каким всегда и был.
— С мистером Патриком Кеваном далеко не так просто иметь дело, как с Пэдди Кеваном, — мрачно сказал Моррис. — Он теперь человек состоятельный и имеет больше веса в городе, чем мы с тобой. И, конечно, так же неразборчив в средствах, как и прежде. Я был бы счастлив не видеть здесь его гнусной хари, но предпочитаю все же не наживать в нем врага.
Салли подумала, что перехватила через край — не годится приставать к Моррису с ножом к горлу, чтобы он — хочет или не хочет — одобрял каждый ее поступок.
— Ну, так или иначе, мы можем обойтись без него, — сказала она. — Но ты был прав, Моррис. Мне не следовало пускать Пэдди Кевана в дом. Он стал совершенно нестерпим последнее время — распоряжается, словно он тут хозяин.
— Да ну его к дьяволу! — буркнул Моррис.
— Вот и я так говорю. — Голос Салли зажурчал, как ручеек. — Пойдем, родной, у тебя усталый вид. Пора ложиться спать.
Глава VI
В тот вечер Динни, услыхав на кухне голоса Салли и Морриса, прошел к Тому. Он только что вернулся из мастерской, где стругал доски для Морриса, и теперь ему хотелось потолковать кое о чем с Томом, а заодно показать ему вырезку из старой газеты, которую он где-то раскопал и которая, как он думал, могла Тома заинтересовать.
Проходя мимо умывальной, Динни увидел Тома под душем. Тогда он зашел к нему в комнату, сел у окна и стал его дожидаться.
А ведь миссис Салли ошибается насчет Тома, думал Динни. Он совсем не такой здоровяк, как она воображает. Правда, в своей спецовке он выглядит славно, хотя и неуклюж немного, но вот взгляните на него под душем! Больно смотреть на это несформировавшееся мальчишеское тело и знать, что парень выполняет под землей работу взрослого мужчины. Мяса на костях маловато, мускулы слабы и кожа слишком белая там, где нет загара, А ведь ему так хочется загореть и он каждое воскресенье жарится на солнце и всегда ходит без шляпы.
А сколько он читает, как набирается знаний — и даже в таких областях, о которых здесь почти никто и не слыхивал. Дик, конечно, многому научился в колледже и в Горном училище, а ведь Том от него не отстает; он перечитал все книжки Дика да еще целую кучу сверх того. Достаточно поглядеть на книжные полки, которые он себе соорудил.
Он сколотил эти полки из красных эвкалиптовых досок от фруктовых ящиков. Динни был бы рад знать хоть половину тех премудростей, которые Том почерпнул из этих книг. Правда, некоторые из них он прочел и вернул Тому: «Мученичество человека», «Взгляд в прошлое» Беллами; «Поля, фабрики и мастерские» Кропоткина, «Права человека» Тома Пэйна.
Но у Тома были и другие книги — их давал ему Крис Кроу, или Монти Миллер, или старик Робби, — и они оказались Динни не по зубам: «Мировые загадки» Геккеля, «Происхождение видов» Дарвина, «Французская революция» Карлейля, «Положительные итоги философии» Дицгена, сочинения Эмерсона, Гексли и тех ученых, о которых Крис Кроу так любил поговорить, — Эдварда Карпентера и Фридриха Энгельса, — а, помимо этого, еще стихи, статьи по горному делу и множество брошюр, где можно было прочесть решительно обо всем на свете… И все это аккуратнейшим образом было расставлено по полкам. А на столе у Тома всегда лежало несколько свежих газет, и Динни любил их проглядеть.
Он как раз просматривал одну из газет, когда вошел Том, с мокрыми волосами и в пижаме.
— Привет, Динни, — сказал Том.
— Привет, — отозвался Динни, поглядев на Тома, который взял книгу и прилег на постель.
Динни не обиделся. У Тома так мало свободного времени, каждая минута ему дорога. Динни сделал вид, что погружен в «Рабочего», но мысли его были заняты Томом — ему все же очень хотелось с ним потолковать.
Каждое воскресенье было событием в жизни Тома: в этот день он мог побродить под ярким солнцем, радуясь синему небу над головой и твердой, голой, спекшейся земле под ногами. Динни понимал, что должен чувствовать Том. Он знал, как ненавистен ему затхлый промозглый мрак подземных коридоров, где он, выбиваясь из сил, обливаясь потом, целый день ворочает руду лопатой. И он знал, почему Том пошел в забой и никогда и не помышляет о другой работе.
Динни был очень привязан к юноше, он любил ату скрытую силу, которая угадывалась в спокойном, серьезном взгляде его серых глаз. Конечно, такой никчемный старик, как он, мало чем может быть полезен Тому Гаугу. У Тома свой путь, и он найдет его, думал Динни.
Динни гордился Томом и верил в него больше, чем в других сыновей миссис Салли. Такой выдержкой, такой закалкой для предстоящих испытаний ни один из мальчиков не обладал. Но все они были дороги Динни, как родные сыновья, — и Том, и Дик, и Лал, и Дэн. А Дэн, этот пострел, пожалуй, даже особенно дорог. Дэн был сейчас в лагере с Крисом — отправился туда на воскресенье, чтобы покататься верхом на резвой лошадке, которую Динни недавно приобрел. Миссис Салли всегда немножко побаивалась за Дэна, когда он садился на Моппингара.
Последние два-три года Том очень много читал книг, в которых говорилось о возникновении жизни на земле и развитии человеческого общества. Динни казалось, что Тома, так же как его самого, с детства мучают различные вопросы, всевозможные «как» и «почему», и он старается доискаться на них ответа.
Динни хорошо помнил, как он впервые взял с собой Тома на политический митинг. Это было во время выборной кампании, когда Уоллес Нелсон баллотировался от Хэннана. Маленький, похожий на гнома человечек с большим лысым черепом. Крошка Уолли здорово удел насмешить и вообще был неплохим оратором, пройдя в этом смысле отличную школу у себя в Англии. Горняки и старатели валом валили на его выступления. Они гордились им, восхищались смелостью и силой его речей. В парламенте никто не отваживался задевать Крошку Уолли. Всем было известно, как ловко и остроумно умеет он разделаться с противником.
В тот вечер Уолли был, как никогда, в ударе. Он говорил об истории «великого рабочего движения». Динни и Том пришли пораньше, чтобы занять хорошие места. Динни вспомнилось, как Том, сидя с ним рядом, слушал Уоллеса Нелсона: мальчишеское лицо его было бледно и сосредоточенно, глаза горели.
Том с детства слышал вокруг себя разговоры и споры о правах рабочих, о капиталистическом строе и о том, каково живется при нем трудовому народу. Том парень вдумчивый, и когда он сам стал рудокопом, ему, конечно, захотелось побольше узнать о работе в рудниках, и о праве собственности на рудники, и обо всех юридических, финансовых и политических хитросплетениях, вытекающих из этого права. Он поставил себе целью разобраться во всем, чтобы найти правильный путь и отдать свои силы служению тому, что Уоллес Нелсон называл «высокими идеалами рабочего движения».