Золотые нити
Шрифт:
Все потоки сошлись на этой прямой фигуре, источающей Силу и наполняющейся притекающей отовсюду Силой.
Тийна боялась смотреть на него, укрываясь за высокими драгоценными головными уборами участников священной церемонии, между увешанными пахучими цветочными и зелеными гирляндами столбами. Невероятным усилием взгляд Жреца нашел ее глаза, заставил обратиться в его сторону. Мгновенный и жаркий удар наполнил ее гибкое тело оцепенением и слабостью, едва не остановив сердце… Она нашла дрожащей рукой каменную скамью, с которой все встали, вытягивая шеи и восторженно взывая к Верховному Владыке, – села, чувствуя холодную испарину и внутреннее смятение.
Сладкие
«Смерть стоит сегодня передо мною,
Как запах лотосов…»
Поэтические строки всплыли сами собою в ее памяти, которая словно отключилась, как отключилось все, пережитое ранее, весь опыт, вся мудрость. Невидимый рычаг повернул что-то, и мир открылся, незнакомый, влекущий и пугающий. Страх и опьянение, яд неосуществимого желания сковал члены… Она почувствовала всем телом, каждой его изнемогающей клеточкой, взгляд обожаемого толпой идола, обращенный к ней одной, таящий обещание…
Едва ли в многочисленной празднующей массе людей оказался хотя бы один мужчина, женщина или ребенок, не простирающий своего осознанного или неосознанного, жаркого, неодолимого вожделения к высокой широкоплечей фигуре, со знаками отличия высшего жреческого сана, в развевающейся белоснежной одежде… Открытая, играющая бронзовыми мышцами, блестящая от ароматических масел грудь украшена тяжелым золотым ожерельем в радужно сверкающих камнях. Уверенные, исполненные достоинства и осознания почти безграничной Власти над земным и неземным движения плавны и точны, выверены бесчисленными повторениями магический действ.
Ни одному из смертных не заметить смятение в сердце и мыслях Жреца. Ни один мускул на его лице не дрогнул, ни один промах не был допущен, ни одна мелочь не осталась незамеченной, и ни одна деталь не явилась небрежною – безукоризненность и великолепие во всем, как и всегда.
Никто не заметил, что все происходило для него, как во сне. И только нечеловеческое напряжение сознания позволило церемонии пройти гладко и на высочайшем уровне. Жрец Сехер гордо выпрямился и простер унизанные золотыми браслетами сильные руки с длинными пальцами над толпой – тысячеголосый рев и шум смолкли… только ветер шелестел цветными лентами да ветвями пальм. Все затаили дыхание…
Раздался странный гортанный звук – жрецы и жрицы еле слышно запели в унисон, ветер раздувал легкое, наподобие крыльев, покрывало шатра, белоснежная вышитая ткань за спиной Верховного Жреца упала, открыв нестерпимо сияющий бело-золотой диск…Вздох восхищения пронесся над толпой. Показалось, что мощная фигура Жреца оторвалась от земли вместе с горящим золотым крылатым диском и воспарила над притихшей праздничной процессией, покрытыми рябью водами Хапи, пышно изукрашенной Баркой, разодетыми людьми. В полной тишине слышно было, как капает вода с весел застывших гребцов…
– Поистине мои слова – это веление, которому покорны крайние пределы ночи!.. Хвала тебе, о, Осирис, Властелин Вечности, и тебе, Тот, Хранитель Истины! Ваши обличья несчитаны, и формы исполнены величия, образ же скрыт в храмах. О, Владыка Мудрости, твои обители – это звезды, что никогда не знают покоя; ты оживил младенца Гора, когда скорпион ужалил его, и когда его безутешная мать Изида оглашала берега молитвой
О, две половины небес, будьте полны, будь пуст, о папируса свиток, вернись, о жизнь, в живое!…
Многие опустились на колени, послышались плач и стоны, люди простирали вверх руки в мольбе. Началось великое исцеление страждущих: больных и калек; женщин, что хотели зачать детей; незрячих, что хотели обрести зрение; неподвижных, что хотели вновь ходить; получивших увечья в боях воинов фараона, – всех, кто нуждался в милосердии Богов.
Никому было не ведомо, как сам Владыка Сехер нуждался в покровительстве Богов, какой грех совершал он, вкладывая в слова заклинаний о ниспослании благодати страждущим, мольбу об избавлении от своих собственных страданий. И еще больший грех – когда отозвал свою просьбу обратно. Он не желал вынимать эту стрелу из своей раны.
ГЛАВА 28
Тийне всегда нравилось приготовление магической воды. Для этой церемонии молодые жрицы под ее руководством собирались на огромной террасе храма, среди прозрачных журчащих вод искусственных прудов, между которыми лениво расхаживали дивные птицы с огромными хвостами, привезенные царицей Хатшепсут [34] из легендарного путешествия в загадочную страну Пунт.
Считалось, что вода, выпитая из чаши, внутри которой были начертаны магические тексты, исцеляла любые болезни, вливая в тела египтян действенную силу их Богов.
34
Хатшепсут – древнеегипетская царица, женщина-фараон, вела большое храмовое строительство, снарядила экспедицию в Пунт.
Сегодня Тийна решила выпить первая из заветной реликвии храма. Пышные деревья и изысканные цветы вокруг террасы дарили ароматную прохладную тень. Она присела на каменную, нагретую солнцем скамью между огромными колоннами. Этот храм тоже был выстроен любимым зодчим женщины-фараона Хатшепсут, с лицом молодым и привлекательным, искусно изображенным на ее статуях. Он же выстроил и заупокойный храм царицы.
Тийна пила ледяную воду из чаши и вспоминала имя зодчего – кажется, Сенмут. Его потаенная гробница там же, под первой террасой храма, рядом с обожаемой госпожой. Жрица Изиды была посвящена во многие тайны, и в эту тоже – Сенмут, тайный любовник царицы, пожелал сопровождать ее в путешествии по Дороге Мертвых.
Что-то влекло ее к заупокойному пристанищу Хатшепсут – к одиноко высящимся на фоне пустыни колоннам. Там было нечто – не высеченное из камня, не запечатленное символами. Это и не нужно, когда речь идет о нежной красоте, тайной любви царицы к ее приближенному, – тому, что неуничтожимо временем. Только это и освящает невидимым светом очертания храма, – неразрушимое, откликается в живом сердце…
Жрица вернулась мысленно к сегодняшнему празднику, – вновь предстал перед нею пламенный взор Владыки Сехера, высокая фигура его, благородные черты красивого лица. Зазвучали в ушах восторженные крики толпы; душные ароматы курений, смешанные с запахами благовоний, переспелых фруктов и увядающих цветов как будто снова заполнили легкие… Что-то странное было во взгляде Жреца, – неужели страдание?.. Да, именно так ей и показалось: страдание, мелькнувшее в пламени зрачков, подавленное нечеловеческим усилием воли.