Золотые ослы
Шрифт:
– Если где-то зачесалось,
То не нужно долго ждать.
Нужно сразу встрепенуться,
Быстро взять и почесать!
– Да, – сказал сам себе Веня и почесал с удовольствием спину. – Вот, я и стал поэтом. Без всяких мук. Не то что Хаха, который все никак не может понять, что такое рифма.
От рифм, которые то и дело лезли в голову в процессе уборки ему захотелось смеяться. Он помыл пол в коридоре, на кухне, освежил влажной тряпкой на балконе перила, кафельный пол, столик и старенькую табуретку,
– Ма, у нас есть поздравительная открытка? – спросил он.
Он знал, что у ма есть много разных открыток на все случаи жизни.
– Есть.
Подбери мне что-нибудь получше.
– Сейчас. – Ма открыла шкаф и из ящика достала пакет с открытками. – Выбирай.
– Можно я эту с цветами возьму.
– Бери.
Веня взял открытку и сел ее подписывать. В голове у него крутилось: «Я преподношу тебе эту розу в знак нашей любви. Эта роза и есть «роза нашей любви». Она – это я и ты. Поливай ее и ухаживай за ней так, как если бы это был я сам…» Он подумал, подписал открытку и пошел принимать душ.
Ма ему помогала собираться на работу.
– Гена тоже идет?
– Нет, он сегодня не может. Где мои голубые брюки? – спросил он, выйдя из ванной комнаты.
– В шкафу. Ты побрейся, я сейчас достану и поглажу…
– Гладить не нужно. Они и так на мне хорошо сидят.
– Помой ботинки.
– Я сам поглажу ботинки и помою брюки, – торопливо сказал Веня, понял, что сказал что-то не то и улыбнулся.
– Ничего, сынок, мне сегодня лучше… – сказала Ма.
Веня не понимал, зачем нужно часто мыть и чистить ботинки, которые сразу запылятся, едва выйдешь из дома. Но Веня решил, что сделает это для ма. И брюки он погладит для нее.
В голубых брюках, бежевой рубашке с коротким рукавом он стоял в прихожей, готовый уйти.
– Причешись, – сказала ма.
– Ветер причешет, – как обычно ответил он и улыбнулся.
– Причешись, – подала она расческу.
Он взял расческу и, глядя в зеркало, расчесал волосы на пробор так, чтобы они легли надо лбом волной.
Ма стояла рядом, смотрела на него и впитывала каждое его движение.
– Ты к ней идешь? – спросила ма.
– В зоопарк к животным. Там мы встретимся и пойдем гулять, – сказал Веня.
– Скажи мне, у тебя с ней все-таки что-то было? – спросила ма.
Веня не хотел слышать этот вопрос. Ма не должна была его об этом спрашиваться.
– Нет, – ответил он быстро, – ты же знаешь, что я отдаю предпочтение платоническим чувствам, – добавил он и рассмеялся.
– Цветок!.. Ты забыл цветок, – спохватилась ма, поспешила на кухню и принесла ему сумку с цветком.
– Я пошел.
– Иди с Богом, – сказала ма с терпением. Она видела его насквозь. Ее внутреннее зрение, чутье, улавливание его мыслей движения тонких материй было феноменальным. Она перекрестила его, как делала это часто. – Пусть у тебя все будет хорошо. Дай тебе Бог… Не обижай ее…
Веня понял, что она его простила за вранье и как самый близкий человек хочет его понять, и желает только лучшего ему и
– Ма, – сказал Веня, увидев скопившуюся у нее в уголках глаз влагу.
– Ничего-ничего, сынок. Это я так… – сказала ма. – Не обращай внимание.
Ма потянулась к нему вверх, обняла за шею и прижалась мягкой щекой к его щеке. Он почувствовал ее тепло, теплые губы. Так трепетно нежно заботливо могла целовать только она, заслоняя в этот момент собой от всех, от всего мира. И на этот поцелуй ей нельзя было не ответить.
– Ты ничего не делай… Я приду и сам все сделаю.
– Иди, сынок. Я на балконе посижу.
Веня вышел из дома, поднял голову и посмотрел вверх. Не увидев ее, забеспокоился. Он продолжал смотреть вверх и думал: «Может ей стало плохо? Может, она обиделась?» Ему захотелось вернуться. И тут он увидел ма. Она вышла к перилам и посмотрела вниз. На голове – белый платок домиком с узелком под подбородком. «Все хорошо, – подумал он и помахал ей рукой. – Я сентиментален, как музыка Антонио Вивальди. И это все из-за ма. Это от нее. Но так же нельзя… – думал Веня, поворачивая за угол дома. – Бесшабашность, самодурство, бахвальство, страсть погулять и повеселиться, которые он в себе ненавидел, ему явно достались от папаши. Если б не самоирония ему со всем этим было бы трудно справляться.
Веня уходил от дома. И он снова казался ему белым двенадцати палубным кораблем. Среди девятиэтажных домов из серого и розоватого кирпича его панельный дом выглядел легким и подвижным. Впереди него вскипали зеленой волной черемуха, сирень и жасмин. Дорога от метро подходила к его дому под косым углом. И, когда Веня к нему подходил по переулкам, дом словно начинал надвигаться на него и волна зелени перед ним будто бурлила. Сейчас он уходил от него, и дом как будто разворачивался и уплывал.
В зоопарке Веня решил сначала пойти в слоновник, повидать слонов и потом зайти за Верой в обезьянник.
Слоны гуляли по вольеру. Тополиный пух заполнял окружающее пространство. Этому легкому, невесомому шалуну до всего было дело. Его плавность движения успокаивала. И она же из-за бесконечности этого движения раздражала. Веня наблюдал за слонами и улыбался. Он мог часами за ними наблюдать. Посетителей зоопарка около вольера с утра находилось мало. Зоопарк только открылся. Из-за жары ворота слоновника с вечера не закрыли и теперь по полу метались невесомые катушки пуха. Хаха стоял на обычном месте у стола и читал.
– Привет! – поздоровался Веня и поставил сумку на стул рядом.
– Хорошо, – кивнул ему Хаха.
По ответу Веня понял, что он слишком углублен в чтение.
– Что читаем?
Ответа не последовало. Веня заметил стопку книг на столе. Книги в слоновник уже начинали носить и другие работники зоопарка. Хаха вызывал любопытство, привлекал внимание. Кто-то приходил, задавал вопрос и уходил. Некоторые пытались разговорить Хаха.
– Я принес тебе хлеба и сыра, как ты просил, – сказал Веня, достал из сумки хлеб, сыр и положил на стол.