Золотые пешки
Шрифт:
– Есть!
Сержанта как ветром сдуло, а полковник, качая головой, побрёл к себе, мучаясь тем, что в его голове никак не укладывалась эта невероятная история с бочкой. Недокуренную сигарету он затушил в кабинете, с силой расплющив окурок в массивной хрустальной пепельнице. Лимон не радовал, цветы не вдохновляли, а виднеющийся в окне цилиндр из гнутых досок, перехваченный железными обручами раздражал жизнерадостными зайчиками, скакавшими по лёгкой зыбке воды. Приподнятое настроение сменилось дымкой расстройства – щенок утёр ему нос! Неслыханно! Но слово есть
Как сержанту удалось провернуть заведомо невыполнимую задачу, оставалось для него загадкой. На расспросы полковника, он отвечал уклончиво. Мол, всё благодаря невероятному упорству, несгибаемой воле и непоколебимой вере в собственные силы. Так и убыл в свою часть, не поделившись секретом солдатской смекалки.
Полковник, конечно же, этому не верил, но никак не мог найти рационального объяснения произошедшему. Кто или что это нечто сверхъестественное, что помогло сержанту наполнить водой бочку? Бурный ливень? Рой тайных помощников с сотней кружок? Пожарный гидрант и шланг? Или сговор с потусторонними силами?
Но все эти версии отметались как несостоятельные. И что удивительно! Свидетелей чудотворному наполнению бочки не обнаружилось. Муки мыслительного процесса плавили серое вещество полковника, но шарада упорно не решалась.
Глядя со второго этажа на объект размышлений, Дубов курил очередную сигарету, стряхивая сгоревший табак в лежащую на широкой ладони пепельницу. Ничего вразумительного в голову так и не приходило. Перевернув пепельницу, Дубов высыпал окурки в мусорное ведро и похлопал по наружной стороне хрустального донышка. И тут в черепную коробку ударила молния-догадка.
Как держал полковник пепельницу в руке, так он с ней и пролетел мимо ошарашенного дежурного, сидевшего в приёмной. Перемахивая ступени, Дубов вынесся во двор и большими скачками добрался до бочки. Шлёпнув пепельницей по воде, он выпустил её из пальцев и, упершись руками в бока, громко расхохотался, изумляя гоготом караульных и обитателей узилища.
– Ну, ни хрена себе! С клёна падают листья ясеня! – раскатывался гром. – Очевидное – невероятное! Ах, шельма! Ай да пройдоха!
В лучах электрических фонарей, освещавших мокрый плац, кусок горного хрусталя тускло поблёскивал многочисленными гранями, прочно обосновавшись на плоскости нижней крышки перевёрнутой вверх дном пустой бочки. Потревоженная в огромном блюдце вода пустила круги и закачала на мелких волнах пепельную пыльцу. Ответ, как это часто водится, лежал на поверхности.
Глава 5. Перемены
Три женщины, склонившиеся над постелью седого старика, безучастно смотрели в неподвижное лицо. Умирающий еле дышал, медленно высвобождая усталый дух, застрявший в изъеденном болезнью теле. Мимические мышцы растеклись под кожей холодеющим стеарином, щёки с короткой стернёй щетины ввалились, нос утончился и заострился.
– Я предупреждала, – заявила Лахесис тоном председателя консилиума и повернула голову к прядущей Клото. Сестра вздохнула, потупила взор, но сучить нить не перестала.
– Тонко прясть – долго ждать! – Антропос резко и с силой дёрнула нить пряжи, и тонкая струна разорвалась.
По телу старика прошлась короткая, едва заметная конвульсия. Тело, после пронзившего его мимолётного напряжения, расслабилось и вытянулось. Механизм смерти сработал безупречно.
– Всё! – отрезала Антропос и выпустила из пальцев обрывок нити. – Пора! Мойры исчезли. Исход души из дряхлой оболочки и констатация факта смерти врачом, караулившего у одра, их уже нисколько не интересовали. У трёх сестёр было полно работы.
Утром следующего дня, 11 марта 1985 года советскому народу объявили о смерти генерального секретаря ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко. Ни для кого эта новость не стала неожиданностью. Все были готовы. И в первую очередь – в мрачно-аскетичных кабинетах в сером здании на Старой площади. Внутрипартийные группировки, закончившие подковёрную борьбу, разошлись по углам, переводя дыхание. Взявший верх блок тайно торжествовал, готовясь к новому раунду, чтобы окончательно добить соперника. Для нового предводителя уже был составлен текст выступления, отшлифованный референтами до шедевра судьбоносного партийного спича.
Умудрённый опытом закулисной борьбы кремлёвский старожил Громыко, занимающий пост министра иностранных дел, стал тем глашатаем, кому выпала честь выдвинуть для обсуждения кандидатуру на опустевший пост.
На внеочередном пленуме ЦК, начавшегося в 17.00 после протокольной пролога, Андрей Андреевич, прозванный на Западе «Мистером Нет», вышел к трибуне и обратился к залу в своей размеренной манере изложения существа вопроса.
По завершении короткой вербальной увертюры матёрый зубр аппаратных игр и внешней политики изрёк:
– Полагаю, что пленуму следует единодушно, – он сделал небольшую паузу. – Я подчёркиваю – единодушно! Избрать на пост генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва!
Ударная волна оваций обрушилась на трибуну и президиум. Хлопанье ладоней, стук башмаков и выкрики, сплетённые в жгуты тугих звуков, пронизывающим ветром прошлись по зачёсанным назад волосам министра, раскидав редеющие пряди по вискам и затылку. Рукоплескание людского моря было сравни бушующей стихии, над которым зависла чёрная тень буревестника.
Дождавшись снижения амплитуды звуковых колебаний, буревестник махнул рукой-крылом. Волны улеглись и, притихнув, стали жадно внимать мудрому трибуну.
– Почему именно Горбачёв? – спросил глава МИДа и сам себе ответил. – У него огромный опыт партийной работы – на обкомовском уровне и здесь, в центре. И тут, и там он проявил себя блестяще. У него глубокий и острый ум, умение отделить главное от второстепенного. Ум – аналитический. Каждый вопрос он раскладывает по полочкам, чтобы видеть все составные части. Он – человек принципов и убеждений! Умеет отстаивать своё мнение, даже если оно кому-то может быть и неприятным. И выражает это мнение прямо, без обиняков, но всегда во имя линии партии. Это и есть партийный подход: все оценки – с позиции партии!