Золотые пески Шейсары. Трилогия
Шрифт:
– Отойди, – сказал он последний раз. – И не приближайся.
А в следующий миг вошел в пламя.
Черные языки взвились в воздух, словно только и ждали нового повелителя всего змеиного царства.
Торриен зажмурился, плотнее сжав челюсти, но не закричал.
А огонь не смог мгновенно поглотить его, как сделал это с другими мираями. С Райелой и Саримархом, которые были уже внутри погребального костра. Огонь не смог подобраться к нему, потому что Торриен внезапно окружил себя стеной рубинового огня.
Кристально-розовое пламя покрывало
Торриен закрыл глаза и резко выдохнул.
Пламя первых царей Шейсары на миг взвилось в небо и тут же опустилось, расширившись на три метра вокруг.
Мираи, что стояли рядом, застонали и вдруг замолчали, так, словно боль ушла. Они жались к своему повелителю как к последней надежде. Но, увы, места всем не хватало. За границей рубиновой стены народ Шейсары продолжал кричать. Медленно и мучительно погибать.
Иллиана не могла оторвать взгляда от происходящего. Она прижала руки ко рту, чтобы не выть вместе со всеми, отчаянно надеясь, что силы Торриена хватит продержаться до утра. Тогда, если повезет, магия гесайлахов исчезнет, а ее царевич останется жив.
Хотя бы он, тот, кто был ее сердцем и душой. Пусть и всего лишь с несколькими десятками нагов.
Иллиана не хотела размышлять о том, насколько она сейчас жестока к остальным мираям. Думала она в данный момент только об их царе.
Лишь бы он остался жив…
Но, увы, похоже, ее надеждам не суждено было сбыться. Уже через некоторое время на лице Торриена появилось напряженное выражение. Он сдвинул брови, тяжело дыша, словно магия, которую он творил, отнимала у него все силы.
И, очевидно, это и впрямь было так. Потому что рубиновый огонь внезапно начал гаснуть. Сперва его площадь уменьшилась до двух метров в диаметре, потом – до одного. А затем и вовсе крохотные языки стали покрывать лишь тело царя.
Когда на небе поднялась огромная бледная луна, рубиновый огонь потух окончательно. Черная магия окружила тело Золотого змея и вгрызлась в него как в самую желанную добычу. Торриен зарычал, до крови прикусывая губы. Но крик не сорвался с его губ.
В этот момент Иллиана поняла, что теперь надежды больше нет.
Она больше не плакала, слез не осталось. А может, решимость, которая внезапно вспыхнула у нее в голове, вытравила оттуда бесконечную тоску и отчаяние.
Когда шансов на спасение не стало, Иллиана поняла, что для нее нет другого выхода. Она улыбнулась, мысленно попросив прощения у матери, и шагнула в огонь.
Кажется, Торриен что-то кричал ей. А может, он кричал просто так. Как и другие мираи, чьи голоса уже давно слились в один.
Когда черные языки коснулись тела девушки, это было невероятно больно. Пожалуй, ничего ужаснее с ней не происходило никогда в жизни. И если первый шаг в пламя она сделала медленно, словно прощаясь со всем тем, что оставалось позади, то остальные она пробежала, стараясь не застыть на месте, вопя от агонии.
Но ей нужно было… Нужно только одно…
Уже через пару невероятно долгих мгновений она коснулась своего царя, обняв его со спины, и проговорила, давясь собственным хрипом:
– Торриен, Тор…
Мужчина обернулся, обхватив ее руки своими, которые уже были обожжены до страшного алого цвета.
– Что ты натворила… глупая.
Она подняла голову, глядя, как остатки рубинового пламени, как маленькие драгоценные вспышки, еще виднеются в его черных волосах, не давая им сгореть, и проговорила:
– Вместе, навсегда… – Тут же поцеловав его в последний раз. Лишь бы почувствовать его дыхание, его губы, теперь такие сухие и обожженные, но, как и прежде, такие родные и мягкие.
Иллана закрыла глаза, растворяясь в этом поцелуе, цена которого была столь велика. Забывая себя и зная, что не ошиблась. Торриен был половиной ее сердца, и если бы эта половина умерла, вторая все равно не смогла бы выжить.
Теперь, рядом с ним, оно вновь стало целым. Пусть и в последний раз.
Однако, как только их губы соприкоснулись, что-то произошло.
Боль исчезла, словно ее и не было.
Иллиана распахнула глаза, не понимая, что происходит. Быть может, она уже умерла? И они вместе с Торриеном ушли за черту?
Но этого не произошло. Случилось другое, гораздо менее вероятное событие. Оказывается, с каждой секундой, что их губы соприкасались в поцелуе, рубиновое пламя Торриена росло. Оно вырвалось из его тела взрывной волной, отбрасывая прочь черную тьму гессайлахов. С каждым мгновением радиус священного огня становился все шире, и совсем скоро вся площадь озарилась им, укрывая мираев волшебным теплом.
Никто больше не кричал. Никто не погиб.
Они были живы…
– Не может быть, – выдохнул Торриен, осматриваясь по сторонам, не веря, что ему это удалось. Что проклятье гессайлахов больше не жжет его народ.
– Оно исчезло? Проклятие пало? – проговорила Иллиана, тоже оглядываясь, но и не думая вырываться из объятий Золотого змея.
Медленно мираи вокруг них зашевелились. Те, что уже лежали, стали подниматься с земли. Те, что кричали, прижимаясь друг к другу, осторожно отползали в стороны, осматривая себя с ног до головы. Рубиновые огоньки на их коже танцевали, прыгали, то и дело впитываясь в тело. Заживляя раны.
Ожоги исчезали на глазах, кожа приобретала нормальный цвет, чешуйки на хвостах восстанавливали свой рисунок.
Не прошло и десяти минут, как все мираи уже свободно передвигались по площади, разговаривая, смеясь и хлопая друг друга по плечам, давая тем самым понять, что это больше не больно. Прикосновение к обожженной коже больше не ранило.
По их улыбкам и слезам радости было ясно: никто не верил, что они выживут. Но это случилось.
– Смотри, Торриен, ты всех спас, – улыбнулась Иллиана, перебирая в пальцах маленький рубиновый огонек, которых сейчас вокруг было бесчисленное множество.