Золотые ручки
Шрифт:
— От кого это? — спросила я Григория Иннокентьевича, оттаскивая его от медведя.
— Судя по полету мысли и стоимости этого медведомонстра думаю, что от твоего раскаявшегося депутатишки, — увидев мой осуждающий взгляд, дедушка поправился: — Ой, простите, мэра.
Я приставила медведя к стеночке, проведя рукой по нежным лепесткам цветов. Так хотелось думать, что это действительно прислал Влад, но записки нигде не было. Прослушав лекцию деда о глупой современной молодежи, я ушла обратно в комнату, оставив пенсионера наедине с мечтами о том, сколько палок колбасы можно было бы купить вместо этого медведя, которого еще, наверняка, и поливать нужно ежедневно. Очередная забота, которая помешает наслаждаться сериалом, развязки которого дед ждал уже не один месяц.
Когда спустя полчаса в дверь вновь позвонили, дед уже не удивился увиденным коробкам шоколада, от количества которого могли слипнуться попы у целого детского сада.
— Я не понимаю, он что, намекает, что ты слишком худая и дохлая? — бурчал дед, поочередно поднося коробки с конфетами мне к кровати, в то время как я уже улыбалась во весь рот, словно рыболов при виде кита на крючке.
Ближайший час в квартире было затишье. Слышен был лишь шорох фантиков от конфет, которые время от времени падали на пол около кровати. Но затем снова раздался звонок. Манерно шаркая тапочками, дедуля пошел открывать дверь, ворча о том, что и помереть спокойно не дадут, со своими брачными игрищами. Перед дверью стоял Токарев собственной персоной.
Откашлявшись, Григорий Иннокентьевич «сделал» деловое лицо, вежливо поинтересовавшись:
— Вы к кому?
Влад опешил. Всю дорогу он думал, что сказать Мирославе, а вот незапланированного допроса от активного пенсионера он никак не ожидал.
— К Мире. Она дома?
— Нет, её нет.
— А когда будет? Ей же дома надо лежать, а она уже шляется по улице? — Владислав моментально разозлился на безответственного фельдшера, заставлявшего его в очередной раз волноваться, но дед Григорий его перебил:
— Для Вас её всегда нет. Думаете, что закидав умницу и красавицу вычурными зверюгами и тоннами шоколада, то усластите её жизнь после того, как попользовались и бросили хрупкую девичью душу?
Дед упорно не желал впускать Токарева в квартиру, заслонив ему проход своим слегка выпирающим животом в штанах с подтяжками. Влад уже стал обдумывать пути в тыл «противника», но тут ему в голову пришла другая мысль:
— Григорий Иннокентьевич, чем такое ничтожество как я, может загладить свою вину?
— Моя внучка любит большие плазменные телевизоры и кресла-качалки, — быстро сориентировался дед.
Влад рассмеялся, поняв стратегию хитрого пенсионера, моментально согласившись на всё, только чтобы ему был обеспечен «доступ к телу». Спустя час Токарев вернулся в квартиру Ручкиных, но уже не один, а с грузчиками, которые доставили любимые вещи Мирославы: пару кресел-качалок, одно из которых тут же очутилось на балконе, и огромный новенький телевизор, который едва уместился в комнате на стене.
Когда я увидела, что в комнату заносят коробки с непонятно откуда взявшимся телевизором и креслами, я растерялась. Но когда после этого я увидела Влада в дверях, мне стало еще хуже.
— Внуч, мне тут за молоком надо отойти в магазин, — услышала я одевающегося в прихожей деда.
— Так там же целый холодильник молока, Савелий же вчера приносил, — я не сразу поняла логику Григория Иннокентьевича.
— Ну и что! Я за обезжиренным, — пояснил пенсионер, не далее как полчаса назад умявший солидный кусок сала.
После того как хлопнула дверь, мы с Владом остались наедине.
— Как ты? — я не ответила на вопрос, сразу перейдя в нападение:
— И почему ты постоянно приходишь в тот момент, когда я или в ванне лежу, или в пижаме на кровати?
Влад улыбнулся, присев рядом со мной.
— Я чувствую самое выгодное время, когда нужно тебя увидеть.
— Спасибо, — я еще раз поблагодарила своего спасителя, который взял меня за руку, сказав:
— Очень испугался за тебя.
— Их нашли? — спросила я Токарева, в то время как он, сбивая с мыслей, гладил меня по руке.
— Не бойся, больше они тебя не потревожат. Лучше скажи, что ты там кричала в машине? — видя мое непонимание, он пояснил голоском, пародирующим мой: — «Влад, я люблю тебя»! Это правда?
Мне стало ужасно стыдно. То, что в тот момент я была полностью невменяемой, совсем меня не оправдывает.
— Знала бы, что услышишь — ни за что бы тебе запись не отдала! — пока я изображала из себя «оскорбленную невинность», Влад продолжал радоваться, не выпуская мою ладонь из своих рук.
— Оказывается, тебя надо похитить, чтобы услышать эти слова. Иди сюда, глупышка, я тебя тоже люблю, — он схватил меня в охапку, крепко поцеловав, а я, вместо того, чтобы растаять от счастья, стала плакать.
— Первый раз вижу, чтобы девушка от моего поцелуя рыдала, — пожурил меня Токарев, смахивая слезинки с щек. — Не плачь, ты же не хочешь распухнуть как китайская вермишель?
Я обняла его крепко-крепко, чтобы убедиться, что меня не лихорадит, и он действительно рядом со мной.
— Завтра же переедешь ко мне, даже не капризничай. Буду отпаивать тебя супчиком и кормить конфетами. Деда с собой возьмем. И даже твою кошмарную черепаху. Что ты делаешь со мной, Ручкина? Веревки из здорового мужчины вьешь, из мэра между прочим, — Влад был так мил и хорош, что рассмешил меня окончательно. Я перестала рыдать и, глядя в глаза самого лучшего для меня мужчины, прошептала:
— Я люблю тебя, Токарев.
Эпилог