Золотые времена
Шрифт:
– Ой! – не на шутку испугался Пупель Еня. – Ракета старая – изувечат!.. Где потом чинить?
Женщина сама никаких каменюк бросать не порывалась, однако била пятками в землю, спиной упершись в ракетную посадочную распорку, истово визжала, гулко пукала, налево и направо взбрыкивала бюстом и вся аж исходила от ярости, подбадривая тем своих сражающихся спутников.
Тут неожиданно в руке вчерашнего коротко блеснул здоровенный кухонный нож.
И схватка моментально прекратилась.
Перевес вчерашних стал слишком очевидным.
– Ум-бр-вр-ыуи-ять! – прорычали двое сегодняшних и, бессильно затрясши головами, с досадой швырнули на землю припасенные булыжники.
Они сорвали с себя царственные тюрбаны и в сердцах растоптали их.
Женщина длинными ногтями разодрала в кровь свою воинственную, пышущую зноем грудь и зарыдала.
Вчерашние стояли, гордо выпятив животы, и благодушно улыбались.
– Это наш нож пригодился, – то ли гордясь, то ли страдая, прошептал Матрай Докука. – Обменяли им вчера. Вооружили…
– Могут и по шее, кэп, накостылять, когда домой вернемся, – так же шепотом заметил Ривалдуй. – Сбыт населению предметов убивательного назначения. Сам знаешь: по инструкции запрещено… А, кэп?
– Вот возвратим свое добро, тогда и будем размышлять, – сердито буркнул капитан. – Нам эти новоявленные как-то ни к чему. Всё дело только портят.
– Разделяй и властвуй? – хмыкнул Пупель Еня. – Ты, кэп, голова!
Победители меж тем стали понемногу выдвигаться на новые, ближние к пришельцам рубежи, поминутно припадая к ящикам, прячась за ними, а затем скачками преодолевая очередную зону пустого пространства.
Космонавтов, прильнувших к иллюминатору, они словно и не замечали…
Внезапно женщина метнулась к куче выменянного за вчерашний день добра, что-то наобум прихватила из нее и, не мешкая, пустилась наутек.
Оба спутника мигом брызнули за ней.
Пункт четырнадцатый
– Горячие местные парни, – криво усмехнулся Ривалдуй, глядя в окно. – Кавалеры хоть куда!
– Ну, и?.. – спросил Пупель Еня, когда страсти улеглись. – Что будем делать?
– Спустимся, чего там… – без особого энтузиазма предложил Матрай Докука. – И ракета вроде уцелела, и распорки не погнулись. Можно снова стартовать. Теперь, я думаю, взлетим. Вот заберем всё, смажем коленвал и – прочь отсюда, пыль столбом!.. Должны же мы, в самом деле, доказать, что ни в чем не уступаем этим шалопаям! Только тогда они станут нас уважать.
– Лучше бы боялись, – вздохнул Ривалдуй. – Так оно спокойней бы было…
Пункт пятнадцатый
Вчерашние аборигены чинно сидели в кружок между ящиками и с невозмутимым видом, смачно чавкая и облизываясь, уминали недожаренное мясо и дули прямо из бидонов скисшее на солнцепеке молоко.
Так сказать, завтрак на пленере. Тихий и незамутненный…
Появившиеся из ракеты космонавты на них как будто вообще не произвели впечатления.
– Ривалдуй, – распорядился, хорохорясь, капитан, – включай лингвоперчик!
– И звук поубавь, – заметил Пупель Еня. – Натощак раздражает!..
Сверкающий раструб с величественным скрипом повернулся к туземцам.
– Добренькое утречко, друзья мои, салют вам всем! – бодро сказал капитан, изображая на своем лице ослепительную улыбку, и распушил бакенбарды. – Я вижу, вы сегодня выспались преотлично!
Аборигены перестали жевать и, не соизволив даже обернуться, лениво кивнули.
– Это что-то новое… – подозрительно сказал Ривалдуй, и роскошные пшеничные усы его воинственно встопорщились. – Новая тактика игры. Интересно!.. Похоже, они перестали принимать нас всерьез.
– А это мы еще посмотрим! У нас тоже – тактика. Враг даже не заметит… Эй, приятели, – повысил голос капитан, – не правда ли, прекрасное сегодня утро?
– Позолоти ручку, – барски откликнулся один из приятелей, ковыряя пальцем в ухе.
– Рацию, живо! Господ задабривать надо. Хотя бы на первое время…
– Да ты что, кэп?! За прекрасное какое-то утро – рацию отдавать? – возмутился Пупель Еня.
– Ну и жаден ты, – презрительно скривился капитан. – Тогда отдай свои очки!
Рация стала собственностью аборигенов.
– И что они с ней будут делать? – прошептал недоуменно Ривалдуй.
Матрай Докука приосанился, подправил двумя пальцами парик, зашитый все же поутру, за неимением нормальных ниток, толстой медной проволокой, после чего шкодливо подмигнул товарищам и снова повернулся к лингвоперчику.
– Ну, что же, обе стороны, мне кажется, вполне созрели для больших и вдумчивых переговоров, – важно и официально начал он. – Так вот. Я кое-что хотел бы уточнить. Вчера мы просмотрели фильм о вашей планете, который сняла вон та машина, – он указал на серебристую самокрутку, стоявшую поодаль. – Очень тонкое и умное устройство. Самокруткой называется… Я продолжаю. Этот фильм на многое открыл нам глаза, многое позволил нам понять… Мы, в частности, выяснили, что ваша планета имеет форму таза, перевернутого вверх дном, и, что самое замечательное, таза дырявого!
Аборигены отложили еду и в замешательстве уставились на капитана.
– Видимо, вам ранее уже было известно, что светило ваше похоже на никелированный чайник среднего размера, раскаленный добела…
– Вот-вот! – с готовностью поддакнул Ривалдуй.
– Не белый, а лиловый. В крапинку, – ретиво возразил один из аборигенов.
– Х-м… – сказал капитан, морща лоб. – Не белый, а лиловый… Да еще в какую-то там крапинку. Однако!.. – Он обернулся к своим спутникам, как бы ища дружеской поддержки, но те лишь виновато отводили глаза и безмолвствовали. И тогда капитана осенило: – Ну, естественно! – воскликнул он и разразился сатанинским смехом. – Разумеется! Да! Именно лиловый! Ведь, если вдуматься, никакой разницы и нет. Все белое должно быть лиловым! А все оранжевое может быть… только черным.