Золотые закаты

Песков Василий Михайлович

Так протекает важный для пернатых процесс, тесно связанный с образом жизни каждого вида птиц. Там, где можно, этот процесс ускоряется — выгоднее сразу и быстро «переодеться», чем растягивать линьку на год.

По условиям жизни быстро меняют перья птицы, связанные с водой. От наземного хищника, утратив возможность летать, они спасаются, плавая, от пернатых — ныряя или спрятавшись в зарослях. И за кормом не надо летать, он всегда под рукой. Почти все водоплавающие птицы — чемги, поганки, утки, лебеди, гуси — меняют оперенье, лишаясь возможности летать, но линька быстрая — четыре-пять недель.

У семейных

пар процесс «переодевания» начинается, когда птенцы заметно взрослеют.

Но линька идет «по графику». У уток первым линяет селезень, у лебедей — лебедушка. Таким образом, один из родителей в процессе линьки остается способным летать и активно малышей защищает.

Что касается незагнездившихся птиц, то они линять улетают в места безопасные. Часто для этого приходится преодолеть немалые расстояния. Из серединной России утки, например, летают за Урал и в дельту Волги. Есть места для линьки в озерных крепях поймы Хопра. Есть, возможно, тысячелетней давности убежища для линных гусей. Одно из них — низовнья реки Морошечной на Камчатке.

Озеро, возле которого мы опустились, было для гусей самым гостеприимным. Просторное, с низкими берегами, с обилием гальки, которую гуси глотают, с урожаем морошки в зелени пастбищ на суше. Но гусей на озере мы не увидели. И не было перьев, обычно превращающих кромку воды в перину. Гуси не просто ушли, почуяв опасность, нынешним летом они почему-то избегали «столицу» здешних озер.

Обнаружили линную братию мы по соседству на озере относительно небольшом. Но съемка не получилась. Уходя от загонщиков, плывших на резиновой лодке, стая разбилась на мелкие группы. И мы из засады в кустах лишь издали наблюдали, как гуси выбегали на берег и прятались в тальнике.

А утром, проснувшись и оглядев галечное озеро в бинокль, гусей мы увидели. Вечером или с рассветом по суше они перебрались сюда и держались на середине воды.

Сухопутные путешествия небезопасны для птиц, лишенных возможности стать на крыло. Подстерегают их хищники, главным из которых всегда был человек. Линных гусей загоняли в сети и убивали на бегу палками. Тут, на речке Морошечной, птицы платят не великую дань лисам, да, возможно, тревожили их иногда еще и вертолеты.

На воде нашу лодку гуси встретили без большого испуга и подпустили почти вплотную, но потом всполошились, разбиваясь на группки. Было видно, с каким проворством гребли они лапами, а потом, помогая себе культяшками неоперенных крыльев, они рывками как бы прыгали по воде, поднимая фонтаны брызг. А когда расстоянье до лодки сокращалось предельно, гуси ныряли в воду.

Было их тут несколько сотен. Выглядели они поджарыми, похудевшими.

Оставив стаю в покое, в бинокль мы наблюдали, как гуси выбегали на берег и, пригибаясь, резво бежали и прятались в травах.

До соседнего озера было километра четыре. Пешим ходом птицы расстояние это одолевают легко. Когда в полдень мы улетали, гуси были уже на озере. Их стая голов в пятьсот сверху виднелась серым овальным пятнышком.

Взлететь не могут…

_{Фото автора. 22 августа 1997 г.}

Таежный тупик

На этот раз летел я к Агафье из Горно-Алтайска через Телецкое озеро. Непогода три дня держала вертолет на приколе. Жара, все лето стоявшая на Алтае, вдруг резко сменилась холодом, и горы сделались непролазными — туман, тучи, дождь.

Сообщили: в какой-то деревне градом побило коров и множество птиц. Агафьино место, судя по сводкам, было центром ветров и потопа.

Все-таки утром 13 августа опытный летчик нашел над перевалом просвет и буквально прополз по долине к нужному месту. «Скорее, скорее!» — мешки метнули на камни, и я тоже почти мешком скатился по лесенке. Машина, увеличив обороты винта, сейчас же скрылась, и я остался среди промокшего мира. На горах лежал снег, ниже висели перины тумана, Еринат, обычно спокойный, теперь ревел на камнях. А по кладке — по двум бревнам, над потоком висевшим, — с палочкой резво семенила Агафья.

«Вот уж никак не ждала. Погода-то…»

Перенося через реку поклажу, обсуждаем погоду. Она тут с зимы была «непутевой» — в марте все таяло, в апреле стала тайга зеленой, чему полагается быть только в мае, а май был тропическим — 35 градусов! И стояла жара тут до самых последних дней.

— Я первый раз в жизни купалась в речке…

— Но вода-то ведь ледяная…

— А что делать? Спасу не было…

Теперь на Агафье, как обычно, для утепления два платка, резиновые сапоги и хламида, сшитая из одеяла.

Из трубы хижины столбиком вверх («к вёдру») вьется дымок. Железная печка накалена, как зимою. Греем у печки руки. Разговор для начала нестройный — о погоде, о новостях, какие случились тут за год.

Из рассказанного главным было посещенье горячих ключей в начале прошлой зимы. Попутный вертолет «подвез» Христа ради Агафью, когда на ключах уже не было ни единого человека. Одна — с мешками посуды, картошки, крупы, сухарей, с иконкой, свечами и «походным» снарядом для добыванья огня.

Даже на крымском пляже в тепле и при солнце один человек чувствовал бы себя далеко не уютно. А тут ни единой души на сто километров вокруг. И снега такие глубокие с октября, что Агафья благодарила Бога за догадку захватить с собой лыжи. Весь сухостой вблизи от ключей спилен тут на дрова теми, кто лечится летом. (Обычно это охотники и шахтеры). Пришлось ходить на лыжах, искать что-нибудь подходящее. Пилила и колола дрова на месте, потом на козьей шкуре, приготовленной для постели, волочила поленья к избушке.

Тайга снабжает грибами, ягодами, орехами. Река — рыбой.

На заготовку дров ушла неделя. Еще три дня чинила Агафья у хижины потолок. Потом в рост человека прорыла в снегу траншею от избушки к ключу. И только тогда приступила к леченью. «По оплошности не захватила фонарик.

И свечей немного взяла. Почти все время — в потемках. Открою у печки дверцу — вот и весь свет. При нем ела, читала псалтырь».