Золушка на свалке
Шрифт:
"Вряд ли она перережет мне горло во сне. И в этом доме всё-таки имеется сигнализация, а у меня пистолет".
– Оставайся, – разрешил он.
Он замолчал, не зная, о чём ещё можно – и нужно – спросить эту странную девушку, глядящую на него настороженно. Каре-зелёные глаза на миг показались ему глазами гиен, о которых он не так давно смотрел передачу по телеканалу "Природа".
Моргнув, он понял, что жутковатый взгляд является целиком и полностью ядовитым плодом его творческой фантазии. Что в этих глазах нет злобы. Просто затравленный взгляд
Он ощутил сострадание, а собственные проблемы ушли куда-то далеко, пока он смотрел на эту жертву системы.
Неожиданно ему подумалось: "А есть ли у неё семья? Знают ли они, что случилось с их близким человеком? Или им плевать?"
Ему захотелось чем-то немедленно помочь, но… Аарон даже не знал, что и делать. Дать ей пару долларов показалась ему как-то унизительно, что ли. Словно бы он откупался, чтобы навсегда забыть о чужой беде. К тому же, как ни странно, Браун подумал о том, что эта бродяжка не похожа на других.
"Все блюющие в сточной канаве напоминают друг друга, как и бездомные", – мелькнула в его голове циничная мысль.
Но мужчина всё равно не мог отделаться от мысли, что на этот раз всё по-другому. И что у этой девушки на самом деле трагическая история, а не деградация, связанная с неумеренным употреблением алкоголя и/или наркотиков. Когда люди теряют человеческий облик, засыпают где угодно на улице и перестают быть собой.
Аарону хотелось расспросить её, узнать подробности, но он воздержался, понимая, что незнакомка вряд ли доверится ему. Скорее всего, просто наврёт или опять попытается сбежать. А этого ему почему-то совсем не хотелось. Совершенно.
"Я словно бы собираюсь прикормить бездомную собаку, потому что мне так одиноко, что любое живое существо подойдёт, если будет находиться рядом", – эта мысль вызвала у него грустную улыбку.
Почему-то в этот миг Аарон осознал, что был близок, как никогда, к самоубийству.
Собственный дом показался ему слишком мрачным, словно внутри находился гроб. С его самыми дорогими мыслями и светлыми чувствами, припорошенными прахом напрасно сгоревших в пламени никому не нужной любви дней.
– Чаю хочешь? Я тебе принесу, – неожиданно предложил он.
Девушка недоверчиво глянула на него, явно приняв его слова то ли за шутку, то ли за издёвку, но всё-таки кивнула, продолжая следить за каждым его шагом.
Аарон вернулся в дом, приготовил чай из пакетика, достал пластмассовый стаканчик из набора одноразовой посуды, которую всегда заказывал на случай прихода друзей, потому что ненавидел мыть посуду даже в посудомоечной машине, положил два кусочка сахара.
Уже собирался выйти, но затем вернулся к хлебнице, достал две булочки с вишнями и яблоками, а затем отправился обратно.
Когда он передавал угощение, то отметил, что руки у Рэй очень красивые, несмотря на то, что покраснели от мороза, а ногти были грязными. Длинные пальцы и изящные кисти вызвали у него ассоциацию с пианистом.
– Ты играешь на каком-то музыкальном инструменте? – на автомате спросил он, пока Рэй устраивалась прямо на груде каких-то тряпок, бережно удерживая в пальцах стаканчик с чаем. Аарон подумал, что чай слишком горячий, и что девушка может обжечь пальцы.
– Да, конечно, как только на свалку выкидывают очередное пианино, я с удовольствием на нём играю, – резко ответила она, подняв на него взгляд, полный горечи.
– Извини, – неожиданно для самого себя произнёс Аарон. – Я просто устал, немного не в себе. Да и с социальными навыками у меня не очень хорошо. Я больше мизантроп, чем любитель роскошных вечеринок или каких-нибудь парадов. Хотя мне как бы по должности положено якшаться со знаменитостями и разъезжать по шикарным курортам, где знакомиться с потенциальными героями моих новых произведений.
– Зачем ты извиняешься перед такой, как я? – Рэй уставилась на него с искренним недоумением. – Даже в нашей стране, где все якобы равны, никто бы не стал меня искать, даже если бы ты избил меня, а потом убил. Бродяжек и проституток никогда не пересчитывают… Как и сбежавших из дома подростков, – она криво и зло усмехнулась, почти оскалившись, словно дикий зверёныш, загнанный в угол детьми-садистами.
Аарон не ответил, просто повернулся и направился к дому.
– Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, мне всё равно, – бросил он, не оборачиваясь, закрывая за собой дверь и проверяя сигнализацию.
Он радовался, что сдержал своё нездоровое чувство юмора, которое подсказывало ему ответить что-то вроде: "Знаешь, я и с собаками иногда разговариваю, даже с плюшевыми. И тоже перед ними извиняюсь, особенно, когда напьюсь".
Мужчина неожиданно осознал, что ему хотелось сказать не "Мне всё равно", а просто "Оставайся".
Глава 2
Новый владелец дома, который воспринимался ею как временная остановка на пороге вечности, выглядел не просто как символ её прошлого, которое никак не удавалось забыть, но и вызывал доверие, располагал к себе. А ведь она поклялась самой себе, что больше этой "валютой" не расплатится.
Ей не хотелось вспоминать прошлое, от которого она уже несколько лет пыталась сбежать, но при виде такого привлекательного, усталого от пережитых несчастий и почти сломленного человека врата разума отворялись и выпускали кошмары из подсознания.
Образы двух подруг, которые оказались чудовищами. Жуткую криминальную драму и скандал на весь тихий городок, где они все проживали.
Криво усмехнувшись и едва не подавившись горячим чаем, Рэй в полной мере осознала фразу: "От себя не сбежишь".
Девушка пыталась осознать, что ей только что не просто вынесли поесть – подобное и раньше случалось – а посмотрели на неё как на человека, а не на как на отребье или, в худшем случае, какую-нибудь мерзкую змею, выползшую прямо на асфальт.