Золушки на грани. Без купюр
Шрифт:
— Видно за наши проступки мы попали в ад, — прошептала Джульетта.
— Лучше в аду — с тобой, чем без тебя — в райских кущах, — предсказуемо ответил Ромео.
Когда заклятье спало со всей компании, и Монтекки снова стали Монтекками (непонятно, как они очутились в чужом склепе), Капулетти превратились обратно в Капулетти, им уже было не до старинной вражды.
— Вы представляете, каково это — стать чертополохом?
— Вам-то ещё повезло, вы хоть знаете, чем были. А я? Щупальца, щупальца, щупальца по всему телу, и при этом, кажется, совсем нет сердца!
— А вам приходилось быть
Поодаль, на старинной могильной плите, сидели, обнявшись, Меркуцио, Тибальт и Парис.
— Чертополохи! Щупальца! Эка беда, ай-ай-ай, какие мы нежные! — переговаривались они, — А как бы им понравилось быть мертвецами? Ну-ка, братцы, выпьем ещё вина и забудем прежние разногласия.
— Какое счастье снова быть собой, быть человеком! — на все лады твердили спасённые веронцы.
— Просто невероятное счастье! Ах, взгляните на Джульетту! Она жива, она снова с нами!
— Кажется, нас заметили, — вздохнул Ромео, поворачиваясь к своей возлюбленной, — Где мой кинжал? Заколемся разом, но не дадим нас разлучить!
— Погоди, — слегка отодвинула его в тень Джульетта, — Здравствуйте, мама, здравствуйте, папа. Хочу представить вам своего супруга. Законного супруга. Нас тайно обвенчал отец Лоренцо.
— Да-да, я их действительно обвенчал, — своевременно появился в дверях упомянутый.
— Ромео? Ну что Ромео? — философски сказал отец Джульетты, — Мы такого сегодня навидались: все эти горгульи, демоны, эльфы, трёхголовые псы до сих пор так и стоят у меня перед глазами. Да право, по сравнению с ними антропоморфный шалопай Ромео видится мне посланцем небес. Будьте счастливы, дети. Иди ко мне, Монтекки! Давай обнимемся, что ли, старый ты мошенник.
Несмеяна
В некотором царстве всё время шел дождь. Не то чтобы каждый день лило, как из ведра, но уж точно не было в этом царстве ни одной полностью солнечной недели. Поэтому жителям приходилось придумывать разные полезные изобретения, спасающие от сырости обувь, огороды и дома. И только настроение жителей царства было ничем не спасти и не исправить: все они от вечных дождей стали унылыми, печальными какими-то, и никто не мог их развеселить больше, чем на пятнадцать минут. Придворный психолог специально засекал время и потом выступал по телевизору с обеспокоенной речью. Сколько ни надрывались многочисленные артисты и клоуны на улицах и площадях царства — ни в какую. Придёт народ, посмеётся пятнадцать минут — и снова в меланхолию ударяется, а некоторые заодно и в депрессию.
А ещё в этом царстве, прямо во дворце, жила царевна красоты неописуемой. Её фотографии часто печатали на обложках разных модных журналов, даже иностранных. Но вот беда: если прочих жителей царства можно было хотя бы на пятнадцать минут рассмешить, то царевну — ни на секундочку! Старухи-сплетницы говорили, будто царевна-несмеяна целыми днями сидит в своих покоях и плачет, плачет, плачет — потому и дождливо в царстве. А плачет она, дескать, оттого, что нету у неё мужа, а пора бы!
Окрестные царевичи, принцы и князья, поверив в эти сплетни, многократно раздувшиеся от пересказывания в дождливую погоду, целыми толпами съезжались во дворец, чтобы рассмешить царевну. Почему-то им казалось, что смех — самый простой путь к её сердцу.
На самом деле царевна-несмеяна никогда не плакала (и не смеялась, как вы знаете, тоже). Она сидела в своей комнате или гуляла по саду, или танцевала на придворной дискотеке всегда с одинаково приятным задумчивым выражением на лице. Понятно, что отбоя от кавалеров у такой прекрасной неземной девы не было, и царевна-несмеяна дарила свою благосклонность то одному, то другому.
— Стыд один, — басил папенька царевны, царь, стало быть. — А также срам! Ты бы что ли выступила со страниц модного журнала, да сказала, что не нужны тебе эти балаганы заезжие и царевичи худородные. Я в завещании уже написал, что моим наследником будет сын двоюродного брата Авдея, тоже царя. У Авдюхи много сыновей, ему не жалко. Живи как хочешь, я тебя неволить не буду, только избавь нас от женихов, а то я им головы рубить начну. Вот ей-богу, завтра же верну из ссылки палача, даже не поленюсь указ надиктовать и подписать!
— Что вы так нервничаете, папенька? Народ, как вы меня учили, требует не только хлеба, но и зрелищ. Так зачем же нам прогонять принцев с их смехачами, шутами и клоунами? Мне-то, конечно, они кажутся глупыми и несмешными, но людям нравится. И заметьте — нам эти представления не стоят ни гроша. Если я прогоню женихов, народ может взбунтоваться, а это так утомительно, когда народ бунтует.
— Ты права, моя красавица, — всякий раз соглашался царь. — Придётся терпеть этот срам. Всё-таки цирк лучше, чем революция.
А принцы, царевичи и королевичи всё везли и везли в дождливое царство своих смешных артистов. Однажды даже приехал такой принц, который сам сочинял весёлые истории и с выражением зачитывал их почтеннейшей публике. Истории у этого принца оказались — не в пример предыдущим — действительно смешными. Царевна-несмеяна, изволив выслушать их, несколько раз хлопнула в ладоши, а уж придворные-то как покатывались! Гогот стоял — на всё царство, даже шума дождя не было слышно.
— Ну, насмешил, — утирая слёзы, сказал царь. — Это ж надо так завернуть было! Вот умора.
— Благодарю вас, — поклонился принц. — Только вот дочери вашей, кажется, совсем не понравились мои истории, а я ведь так надеялся её развеселить!
— Отчего же, юноша? — снизошла до ответа царевна-несмеяна. — У вас очень весёлые истории. Я бы с удовольствием послушала ещё.
— Так почему вы не смеётесь над ними? — чуть не плача, спросил принц (он почему-то был уверен, что всякий, кто не смог рассмешить царевну-несмеяну, отправляется прямиком на плаху, а не к себе домой).
— Ну что вы как сговорились все? — топнула ногой царевна. — Это мой маленький девичий секрет! Много лет назад старая колдунья из тёмного леса сделала мне пластическую операцию, чтобы я всегда оставалось молодой красавицей. Только опыт у неё небольшой в этом деле был. И вот — издержки. Ни улыбнуться, ни заплакать. Но лицо вышло отменное, сорок лет держится!