Золушки
Шрифт:
Петер откинулся на спинку кресла и в отчаянии вздохнул. И ночь тоже выдалась невеселая. Он приехал домой только в десять, хотя собирался быть пораньше. Ильва сидела на кухне и пила чай. Сказала, что устала. От чего?! От сидения дома?! Петер потихоньку закипал, но изо всех сил сдерживался, чтобы не сказать чего-нибудь грубого и обидного. По привычке молодой полицейский принялся повторять мантру, крутившуюся у него в голове последние десять-одиннадцать месяцев: «Она болеет и устала. Она ничего не может с этим сделать. Главное — вести себя спокойно, относиться к жене внимательно, и тогда ей, наверное,
Еще год назад Петер относился к тем, кто на полную катушку наслаждается жизнью. Он считал чуть ли не обязанностью мужчины поддерживать свою физическую форму и контролировать собственную жизнь. Каждый день он с удовольствием ходил на работу — Петер вообще привык получать удовольствие от жизни, от карьеры, которая наконец-то пошла в гору, от отношений с Ильвой и мысли о том, что скоро они станут настоящей семьей. Словом, он был человеком во всех отношениях надежным, непритязательным, позитивно настроенным и гармоничным. Радостным и общительным. По крайней мере, ему самому так казалось.
Но с рождением первого ребенка, точнее близнецов, все изменилось. Прежняя жизнь кончилась безвозвратно. Мальчиков поместили в кювез, а Ильва погрузилась в беспросветную тьму послеродовой депрессии. Нынешняя жизнь Петера оказалась наполнена грустью и горем, лекарствами и бесконечными больничными, постоянными телефонными разговорами с мамой, когда в очередной раз приходилось просить ее посидеть с малышами. А полное отсутствие секса превратило будни в сплошную беспросветную тоску. Инстинкты Петера бунтовали: он не просил о такой жизни, да и не заслуживал ее.
— У Ильвы такая глубокая депрессия, что на данный момент она не готова к физической близости с вами, — сообщил Петеру пожилой врач. — Вы должны запастись терпением.
И видит бог, он терпел! Старался думать об Ильве как о серьезно больной, почти как о Джимми, которому было не суждено поправиться. Занимался хозяйством — правда, тут еще мама помогала. Почти весь сентябрь, октябрь и ноябрь Ильва просто проспала. В декабре она начала плакать, сделав перерыв только на Рождество, когда из последних сил взяла себя в руки ради семьи. В январе ей стало немного лучше, но Петеру все равно приходилось проявлять терпение. В середине февраля у нее случился очередной кризис, и она грустила целый месяц. В марте снова стало немного лучше, но, похоже, слишком поздно.
В марте полиция Сёдермальма, где тогда служил Петер, устраивала большой весенний праздник, и Петер полночи провел в постели своей коллеги Пии Норд. Боже, какое он испытал облегчение! С одной стороны, безнравственный, аморальный поступок, а с другой — настолько свободный и естественный.
Потом на него навалилось жуткое чувство вины — такого он не испытывал никогда. Постепенно Ильве становилось все лучше и лучше, дни становились все длиннее, и Петер почти простил себя: ведь после ада, через который ему пришлось пройти, он заслужил хоть немного физического наслаждения! Коллеги, которые были в курсе ситуации, поддерживали его: ну конечно, он завел себе другую, что тут странного?! Петер и Пиа встречались нечасто, от случая к случаю. Все жалели Петера, ведь он заслуживает лучшей доли, черт побери, да ему еще тридцати пяти нет! Поэтому
Однако стоило любовнице спросить у Петера, не собирается ли он уйти от жены, как он тут же прекратил эти встречи. Она что, свихнулась?! Уйти от Ильвы из-за какой-то любвеобильной бабы с работы? Пиа, видимо, вообще не понимает, что в этой жизни важно, решил Петер и отшил ее по CMC.
Вскоре его повысили по службе, он ушел с участка, раньше многих дослужился до инспектора полиции, затем попал в легендарную следственную группу Алекса Рехта и с головой ушел в работу. Ильва начала говорить о том, как здорово будет осенью: Петер возьмет отпуск по уходу за ребенком, а потом малыши пойдут в садик. В конце мая они всей семьей съездили на неделю на Майорку, где Петер впервые за десять месяцев переспал с Ильвой, и все постепенно начало возвращаться на круги своя.
— Прошу, не торопись, — предупреждала его мама, — Ильва еще очень ранима!
Вообще-то Петеру Ильва до сих пор казалась странной, но неделя на Майорке вселила в него надежду. Жена медленно, но верно становилась похожей на себя. Если он расскажет о своей интрижке с Пией Норд, то все испортит, решил Петер. К тому же на тот момент он вполне заслужил немного расслабиться.
Июль подходил к концу. Со времени их поездки на Майорку прошло две недели. На случай, если вдруг взгрустнется, Петер не стал удалять телефон Пии из записной книжки. Он искренне надеялся, что ему не придется им воспользоваться, но ведь никогда не знаешь.
Иногда он просто не мог смириться с тем, какой жизнью ему приходилось жить, эмоции перехлестывали через край, и молодой человек срывался. Именно это случилось в тот вечер, когда он переспал с Пией Норд, и это же произошло вчера вечером.
— Ты все это время был на работе? — спросила Ильва.
Петер замер от удивления. Это еще что за дела?! Она еще и недовольна?!
— Да, у нас вообще-то ребенок пропал!
— Я слышала, — отозвалась Ильва, оторвав наконец взгляд от чашки. — Не знала, что ты работаешь над этим делом.
— Девочка пропала сегодня днем, — огрызнулся он, доставая пиво из холодильника и бокал из буфета, — а до этого никакого дела и не было. Теперь вот сообщаю: да, я работаю над этим делом! — добавил он, чувствуя, как бокал с пивом приятно холодит руку.
— Мог бы позвонить, — с упреком в голосе сказала Ильва.
— Но я же позвонил! — начал выходить из себя Петер и глотнул пива, чтобы успокоиться.
— Ну да, в шесть вечера, — устало пробормотала Ильва. — Позвонил и сказал, что задержишься, но придешь не позже восьми. А сейчас — десять. Ты что, не понимаешь? Я волновалась!
— Правда? А я думал, тебя вообще мало волнует мое существование! — парировал Петер и тут же пожалел о сказанном.
Иногда, в моменты усталости, такие глупости сами срывались с языка. Он посмотрел на Ильву поверх бокала — у жены в глазах стояли слезы, а потом она выбежала из комнаты.
— Ну, Ильва, черт, ну прости! — вполголоса крикнул он ей вслед.
Вполголоса — чтобы не разбудить детей, «прости» — чтобы она не расстраивалась. Ну почему чьи-то потребности вечно оказываются важнее его собственных!