Зомби Апокалипсис
Шрифт:
Мы пробыли в квартире, наверное, с минуту, прежде чем Джордж выволок меня наружу и мы побежали вниз, на улицу. Эта минута, кажется, растянулась у меня в голове на год. Я все еще вижу это. Пытаюсь забыть, но это все время перед глазами, и даже слезы ничего не смывают.
Я открыла дверь и вроде крикнула «привет». В гостиной что-то разбилось, и я взглянула на Джорджа, но он не обернулся. Он шагнул вперед и толкнул дверь гостиной. Я, должно быть, что-то говорила, потому что помню, как замолчала. Помню, как подумала, что все совсем плохо. Все чертовски хреново. Помню эту мысль очень ясно, потому что очень редко употребляю это слово. Барби вставляют его чуть не в
Там была кровь. Много крови. Бабушка сидела в кресле, но голова ее странно скособочилась, и рот был широкий-широкий. Сперва я даже не поняла, что с ней. Ее одежда была залита чем-то красным, и она смотрела прямо на меня.
Мои пальцы покалывало, кажется, я попыталась что-то сказать, но вместо этого сделала шаг вперед, чтобы лучше видеть. Не помню, как переставляла ноги. Мне не хотелось ничего рассматривать, правда не хотелось, но со стороны дивана послышался какой-то шум, и я вроде подумала, что, может, дикая собака как-то проникла в квартиру и напала на бабушку. Не знаю, что я увидела сперва. Может обоих одновременно. Горло бабушки было разорвано, сбоку свисал лоскут кожи. Тонкая струйка дыма поднималась над ковром, воняло гарью. Может, поэтому я опустила взгляд. Да, верно, поэтому. Она уронила сигарету, и та прожгла в ковре черную дырку. Пахло, как жженой пластмассой. Помню, я подумала, что маме это не понравится, и тут я заметила папины туфли, торчащие из-под дивана: ноги его вроде как дрожали. И еще помню влажный звук, такое хлюпанье, быстрое, жуткое и жадное, а потом Джордж схватил меня и потащил назад. Помню, его рука была горячей, а моя – ледяной. Помню, как заглянула за спинку дивана и увидела папу. Мама сидела на нем верхом. Она выглядела даже смешно – с задранной юбкой и порванными колготками. Мама, такая аккуратная, опрятная. Она любит выглядеть пре-зен-та-бель-но. Но это была не мама. Просто кто-то, похожий на маму. Из плеча у нее торчал нож. Наш нож из кухонного набора, вогнан по самую рукоятку, но она, кажется, даже не замечала этого.
Вокруг блестели осколки вазы с кофейного столика, волосы той, похожей на маму, были мокрые, с неряшливого пучка свисали нарциссы.
Донышко вазы все еще было в руке у папы, но хватка уже разжалась. Вода бежала по маминому лицу, промывая розовые дорожки на чем-то алом, размазанном вокруг ее рта и по подбородку.
Она не смотрела на нас, а снова с шипением впилась зубами в папино плечо. Так шипят змеи. Кошмар.
Папа тихо вздохнул. Не закричал, ничего такого. Но и этого выло достаточно, чтобы мы кинулись прочь.
Я снова плачу. Не удержаться.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 6 МАЯ
Сегодня Алекс ушел куда-то со своими друзьями из колледжа. Вернулись они с ружьями, которые нашли в брошенном армейском грузовике.
Сказали, что в городе полный хаос, все главные дороги перекрыты, не ходят ни поезда, ни метро, ничего. Мне снова захотелось заплакать, но я не заплакала. И даже не удивилась. Мама Джорджа сказала, что мы можем выбраться из города пешком и отправиться в Кент или еще куда-нибудь, где меньше народа. Ее глаза красные и опухшие от постоянных слез, и она все время мнет и комкает свой носовой платок, так что мне даже хочется вырвать его у нее из рук.
Алекс переглянулся
Хоть бы она перестала плакать. Она ведь должна действовать как взрослая.
– Там нападают на людей, мама. Там небезопасно.
– Кто нападает на людей? Солдаты?
Один из друзей Алекса хмыкнул, но тут же заткнулся, едва Алекс зыркнул на него.
Нет, дело в вирусе. Он меняет людей.
Днем на улицах небезопасно. Даже если тебя не разорвут на куски, кажется, достаточно царапины или укуса, чтобы стать такой же, как они.
– А где войска? Что делает правительство?
Алекс пожал плечами:
– Не знаю, мам. Может, пытается найти лекарство или что-то вроде того. Но сейчас, думаю, безопаснее всего будет укрыться в городе.
– Укрыться?
– В прошлом году дядя Саймон переоборудовал чердачок над своей конторой в квартиру. Он зарабатывал, сдавая ее парочке оппозиционеров. Туда можно подняться по откидной лестнице.
– Саймон? Но он же... Откуда ты знаешь?
– Не думай об этом, мам. Главное, если они ворвутся в дом, то не узнают, что ты там наверху. А мы будем приносить тебе еду, и все остальное и заботиться, чтобы у тебя все было в порядке.
– В каком смысле? А где будете вы?
– Не волнуйся, мам. У нас есть, где разместиться, и мы хотим попытаться сражаться со всем этим.
У меня в животе все перевернулось. Знаю, это неправильно, после того, что случилось с мамой и папой, и бабушкой, мне просило нельзя думать про такое, но какой-то части меня явно понравилась идея спрятаться где-то с Алексом.
Уж тогда бы он от меня никуда не делся, если бы мы оказались заперты вместе. И тогда он увидел бы, что я не просто маленькая девочка и что мы созданы друг для друга, а когда все это кончилось бы, я стала бы старше и мы поженились бы, или что-то типа того.
Я сумасшедшая? Я, наверное, самая эгоистичная девчонка, на свете. Но когда он сказал, что сам в укрытие не пойдет, у меня защемило сердце.
– Ты должен пойти, Алекс. Ты же сам говорил, вокруг небезопасно. – Мама стиснула его руку.
– Там осталось только три места, мам. – Алекс говорил мягко-мягко, осторожно высвобождая пальцы. – Для тебя, Джорджа и Мэдди. Я все равно бы не пошел. Я хочу попытаться помочь здесь. Кто-то же должен.
Его мама снова зарыдала, начала умолять, но Алекс не передумал. Джордж утащил меня к себе, в комнату и собрал вещи в маленький пакет, прихватив еще несколько футболок для меня. Он почти ничего не говорил, и на лице его было все то же забавное взрослое выражение, как и тогда, когда мы вошли в мою квартиру.
Упаковавшись, мы вернулись на кухню и запихнули в другую сумки все консервы и продукты из шкафчиков. Их оказалось не так уж и много. Алекс сказал, что завтра первым делом отведет нас туда. На рассвете. Когда те затихают. Сказал, что сегодня не пойдем к друзьям, а проведет вечер с мамой. Думаю, я посижу в комнате Джорджа. Это их ночь, даже если они – все, что у меня сейчас осталось.