Зомби Апокалипсис
Шрифт:
Только куча новых зомби.
Судя по сообщениям из других районов, так же хреново повсюду.
Еду брать неоткуда. Наши неустрашимые вожди, несомненно, заперлись где-то с бифштексами и вином, предоставив нам, жалкому отребью, самим заботиться о себе. Не появится в последнюю минуту конница, спешащая на выручку. Никаких ударных групп, никакой армии, никаких точных расчетов. Грядет зомби-холокост, но, в отличие от одноименного фильма, в последнюю секунду не примчится дикое племя и не покончит с зомби единым махом, не раздавит, как тараканов, одной ногой.
Леди и джентльмены, боюсь, нас всех основательно поимели.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 13
Третий день без еды. Встал рано, потому как невозможно, блин, спать, когда у тебя в животе революция.
Все на хрен. Все. На хрен Джулию. На хрен правительство.
На хрен фильмы, вравшие нам все эти годы. Реальность такова – пустой желудок, и некому даже сказать об этом.
На хрен вас.
На хрен меня.
ВТОРНИК, 14 МАЯ 03:02
Все. Конец. Конец голоду. Конец бессмысленным попыткам. Конец гребаным фильмам, обернувшимся полным дерьмом.
А еще – конец словам.
Потому что конец мне. Лежа тут, в ночи, чувствуя себя опустошенным, я вдруг с кристальной ясностью увидел свое истинное предназначение:
Я теперь монстр.
Время востребовать свое подлинное наследие и принять его.
С этого момента я буду тем, кто скребется в твои окна и двери. Я буду тем, кто скрывается за углом, готовый прыгнуть на тебя и вырвать кровавый кус из плеча. Я буду тем, кого тебе не остановить, тем, кто стоит за твоей спиной, тем, кто тянется к твоей шее. Я буду Джонни, твоим братом; Стивеном, твоим дружком; Чоло, твоим начальником. Эти холодные пальцы, которые ты почувствуешь, будут мои. Моим будет и лицо, которое ты увидишь в последний раз, лицо, обагренное твоей кровью. Теперь молись, если умеешь. Насладись последней сигаретой, последней пинтой, последним трахом. Скоро ты станешь моим мясом.
Я иду за тобой.
*********
Понедельник, 13 мая
Дорогая Лаура.
Надеюсь, ты здорова и счастлива. Конечно, я знаю, что и то и другое – вряд ли. Чтобы быть счастливой, надо быть сумасшедшей. А насчет здоровья, так достаточно быть...
Достаточно быть живой и самой собой. Я не желаю даже вообразить иное. Но все равно мы не виделись больше двадцати лет, с тех пор как вы с Жаном перебрались во Францию. Так что я и не знаю, как ты выглядишь, даже если…
Даже если.
Я сохранила ту фотографию, ну, где Жан снял нас, тебя и меня, в Брайтоне. Он был очень хорошим фотографом, Жан. И бедняга Кен, мы тогда были знакомы с ним всего неделю или около того, и он всегда так ревновал меня. Глупо, правда глупо. Кен был самым большим флиртом в моей жизни. За то время, что мы прожили вместе, он заводил романы с тремя или четырьмя женщинами. Но я знала, что он старается беречь меня. Да.
На фото ты и я стоим на галечном пляже, на фоне
И обе мы выглядим лет на пять моложе, чем на самом деле, хотя следует признать, что мне давно уже нужно поменять очки для чтения, а шансов на это никаких, однако за минувшие годы я часто смотрела на эту фотографию. Мы были привлекательными девочками, Лаура, ты и я. Может, ты такой и осталась. А я, боюсь, нет. Я поседела и никогда не удосуживалась краситься.
Но тогда я была симпатичной. О, наверняка я имею право так говорить. Та я – просто другой человек, та стройная, фигуристая, молодая женщина, натуральная блондинка с огромными зелеными глазами, совершенно не нуждавшимися в очках. И ты. Ты была прекрасна.
С этими длинными золотисто-рыжими волосами...
Помнишь, когда мы были действительно молодыми, девчонками-подростками, мы любили во время летних каникул гулять по Блэкхит, а потом есть в парке мороженое и распевать песни из «Вестсайдской истории», и нам так нравилось, когда с нами знакомились мальчишки. Безалкогольный коктейль в пабе, поцелуй и автобус домой. Помню тот жаркий денек, когда мы с тобой сидели в вереске. Кажется, тогда была ярмарка – да, точно, – и мы катались на карусели, и нам гадали – не помню уже, какая судьба была уготовлена нам предсказательницей, – а потом мы сидели совсем рядом с той старой церковью. Все было так мирно, даже, несмотря на гомон ярмарки и шум машин, эта нагретая солнцем зеленая трава, это синее небо, и все идет, как должно идти. И эта церковь.
Там все и началось. Наверное, ты знаешь. Или знала раньше.
Кладбище возле церкви. Там. У Блэкхит.
Помню, мне говорили как-то, вся вересковая пустошь была общей могилой – думаю, в четырнадцатом веке, когда свирепствовала Черная Смерть.
А теперь они сделали это, я имею в виду – выкопали тела. Как ворчал Кен, «не следовало трогать мертвых». Нет, его не тревожили ни медицинский, ни религиозный аспекты. Только этика. Все, что делает правительство – любое правительство, – «неправильно, безумно, неуравновешенно».
Господи, как он отзывался об Олимпийских играх – трата денег, шумиха, подрыв экономики и т.п., а потом о проигрыше Олимпийских игр, а потом об этом бредовом Фестивале, который они решили провести. Он был прав, конечно же.
Конечно, он был.
Но сейчас, когда я оглядываюсь назад, у меня такое странное чувство, словно некая чудовищная Сила – нет, не думаю, что имею в виду Бога или дьявола, – намеренно и безжалостно двигала всем, всеми нами – людьми, правительствами, странами, целым миром, – толкая нас к пропасти.
Это не религиозное убеждение. Я говорю не о предначертанном апокалипсисе, вызванном грехами человечества. Господи, Лаура, ты же знаешь, я вроде
как многообещающий агностик. Понятия не имею, есть ли что-нибудь там или еще где. Но если бы было – оно было бы беспристрастным и благодатным. Оно не хотело бы карать нас – и определенно не за грехи, которые само же вложило в нас!
Это так кошмарно угнетает.
Не хочу писать тебе и жаловаться.