Зомбячье Чтиво
Шрифт:
Его тело было накрыто простыней, копы едва сдерживали репортёров. Другой детектив - худой астматик Скипп - дышал через носовой платок. Пахло пристанями, доками. Этот застоявшийся рыбный запах залива, дующий сквозь пальцы тумана.
Скипп откинул простыню.
– Знаешь его?
– спросил он.
Томми кивнул:
– Это Майки Райан. Работал в полиции нравов.
Я тоже знал Райана. Мы вместе ходили в Академию. Дрались, пили из одной бутылки, прошли через ад. Я был на его свадьбе. Теперь он был мертв. Еще один хороший полицейский покинул город, который в нём так
Он не был изувечен. Его зарезали. Скипп сказал, что по меньшей мере пятнадцать-двадцать ударов ножом.
– Последний удар пришелся прямо в сердце, - сказал он нам.
– А потом убийца сделал это.
Райану сломали шею. Из шеи сбоку торчал костяной хвостовик.
– Но он умер не сразу, - сказал Скипп.
Он поднял руку Райана, она была мокрой от крови. Надпись кровью гласила:
ЛУН
– Он прожил достаточно долго, чтобы оставить нам сообщение.
Томми продолжал смотреть на него, качая головой.
– Л-У-Н... как ты думаешь, что это значит? Может быть номер машины... это может быть что угодно, черт возьми.
Но я-то знал. У меня не было никаких сомнений.
– Он хотел сказать нам, кто сделал это с ним, - заметил я.
– ЛУНА. Джонни Луна.
Томми посмотрел на меня.
– Он сейчас в морге.
Но я просто смотрел на него, сверля взглядом.
10
Не потребовалось много телефонных звонков, чтобы выяснить, что Луна исчез из морга. Дежурный санитар прикрыл свою задницу, сказав, что, возможно, его забрал частный морг. И это звучало хорошо. Но мы то с Томми знали: Джонни Луна ушел сам. Хорошо только, что никто не видел, как он это сделал.
11
На следующий день, после бессонной ночи, когда в темноте ко мне потянулись костлявые тени, я кое-что проверил. Я делал это очень небрежно. У меня была фотография Марианны Портис, и я начал показывать ее очень избирательно.
Часа через три-четыре мне улыбнулась удача.
Луи Пеначек, опустившийся игрок, который всегда был в долгах на три-четыре цифры. Не было ничего такого, чего бы он не сделал за доллар. Он был одержим скачками. Ставками на спорт. Карточными играми. Любой возможный способ, которым он мог бы поставить на исход чего-то, был ему по душе.
Едва достигая пяти футов, скользкий, как смазанная маслом ласка, я нашел его на ипподроме, где он сделал ставки на одну из лошадей. Прыгал вверх-вниз и кричал во всю глотку. К тому времени, как я добрался до него, он стоял, прислонившись к перилам, побежденный.
Увидев меня, он сказал вместо приветствия:
– Сукин сын должен был стать победителем, Винс. У него были все шансы. Я чуял это.
Я показал ему капусту: пара полтинников.
– Мне нужна кое-какая информация, - сказал я ему.
– Если ты скажешь мне то, что я хочу услышать, ты их получишь.
Он облизнул губы, словно моряк, наконец-то пришедший в порт и впервые увидевший бордель.
– Конечно, конечно,
– Не так уж много чего я не знаю.
Я показал ему фотографию Марианны.
Его лицо осунулось, как ртуть в холодный день.
– Нет, нет, нет, - он поднял руки вверх.
– Я не хочу вмешиваться в это. Как это будет выглядеть?
Потом он снова посмотрел на деньги, снова облизнул губы.
– Ладно, черт побери, ублюдок Винс, ты сам напросился.
И он рассказал мне.
12
Через час после захода солнца, через два, я все еще не спал. Все еще думал. Я переговорил с Томми, но не сказал ему того, что сказал мне Луи. Я приберегал это до тех пор, пока не буду полностью уверен. На этот раз я должен был быть уверен. Томми рассказал мне, что Майки Райан работал под прикрытием, выслеживая курьеров итальянской мафии. Деньги шли от азартных игр, проституции, вымогательства. Он составлял карту их мест обитания, их маршрутов, как часто они приходили и уходили. Все это в преддверии большого рейда полиции нравов.
Но теперь он был мертв.
Как это повлияло на ситуацию? Я еще не был уверен. Я лежал на своей койке, прислушиваясь к тиканью часов и шуму уличного движения внизу. Я курил и смотрел, как неон из бара внизу освещает мою комнату, бросая на меня резкие тени.
И тут я услышал, как открылась моя дверь.
Послышался топот ног. Очень небрежно я пошел за своим пистолетом на ночном столике. Я не знал, чего ожидать. Свет был выключен. Я осторожно развернул светильник так, чтобы, когда я его включу, он осветил незваного гостя, временно ослепив его. Это даст мне преимущество.
Дыхание застряло в моих легких, я ждал. Струйка пота стекала по виску, как муравьи на пикник. Мой палец был горячим и влажным на спусковом крючке браунинга. Я уловил запах чего-то застарелого и острого как специи. Я слышал, как незваный гость прошел через гостиную и приблизился к двери моей спальни.
Дверь распахнулась.
Я увидел тень... тонкую, почти прозрачную.
Я включил свет. Я мог бы дать вам список жалких ублюдков, которые хотели моей смерти и которых я ожидал увидеть на пороге своей спальне. Но такого я не ожидал.
Там стояла Хелен.
Мертва уже два года, но все равно шаркает вперед. Она превратилась в мумию. Я все еще узнавал бриллиантовое колье на ее иссохшей шее. Она была обнажена, её плоть сморщилась, прилипла к скелету, как мокрый купальник. Только она была не мокрой, а сухой и натерта пряностями, чтобы не рассыпалась совсем. Когда она плыла ко мне, вытянув руки-палки и сжимая пальцы-веточки, она, казалось, распадалась на части. Ее частички плясали в луче света от лампы.
Она попыталась ухмыльнуться, но это была ухмылка моргов и лагерей смерти, ухмылка чего-то давно погребенного под зыбучими египетскими песками. Безглазая, с зияющей пустотой на месте носа, с почерневшими зубами, она пыталась говорить... но ее голосовые связки давным-давно были изъедены червями и превратились в пыль. То, что я услышал, было сухим и отвратительным карканьем.