Зона действия
Шрифт:
— Раньше на лошадях, — ответил шофер. — Телега — самый надежный вид транспорта.
Из кармана у Саньки торчала помятая тетрадка. Антошка поинтересовался:
— Ты будешь записывать?
Рыжий хохотнул:
— Из меня писатель. Сам свои каракули не могу разобрать. Катька велела зарисовки местности сделать. И бабку нарисовать — у меня получается.
— Для музея?
— Конечно. У нас уголок гражданской войны. Хорошо бы фотографию этого пулеметчика найти.
Около карьера шофер тормознул.
—
В карьере работал экскаватор. Он вгрызался своими толстыми стальными зубьями в каменные осыпи, плитняк трещал, заполняя ковш крошевом, и огромная железная рука тянулась к кузову самосвала.
Рыжий кивнул в сторону экскаватора и сказал:
— Отец одного нашего пацана работает.
Катька торопила ребят:
— Что, не видели экскаватора? Пойдемте к бабуле.
Деревенские домики отсюда казались совсем рядом.
— Ты, Санька, и деревеньку зарисуй, — сказала Катька. — Наверное, завод и до нее доберется.
Ребята смотрели на почерневшие крыши домиков, подслеповатые оконца, на огороженные жердями огороды, и после суеты, которую видели на стройке, после ее размаха деревенька казалась маленькой и спящей. Ее домики будто вынырнули откуда-то из сказки, ребята с удивлением смотрели на пасущихся рядом с ними, прямо на улице, коров, табунок гусей. Около одинокой березы стояла серая лошадь, и ребята, никогда не видевшие лошадей такого цвета, долго не могли оторвать от нее глаз. У Антошки тоскливо заныло сердце, — он вспомнил поселок, в котором жил раньше, до города, и, наверное, сейчас впервые понял, как дороги для него поля и перелески, где ходил с ватагой мальчишек весной копать сладкие коренья кандыков, слушать птичий гомон.
— Хорошо-то как! — вздохнула Марфуша. — А озеро здесь широкое.
Все посмотрели на озеро. Ветер гнал волны, они выплескивались на песок, убегали с него, оставляя пузыри мутноватой пены.
Тучи опустились еще ниже, стали темнее, будто какой-то неведомый художник добавил в них черных красок.
— Пожар! — неожиданно крикнул Яшка. Ребята во все глаза стали смотреть на домики, но огня не видели.
— Ну и шуточки у тебя! — осуждающе сказала Марфуша.
— Да вон же, бабкин дом горит, на окна смотрите, — встревоженно показывал Яшка рукой на крайний дом. Антошка, наконец, увидел, что из окон дома, где жили Машка и Пашка, вырывался густой дым. Дым постепенно растворялся в воздухе и превращался в белесоватую полоску, которая начала стлаться по земле, закрывая сначала палисадник, потом кусок дороги. Но это длилось какие-то секунды. Вслед за дымом из окон брызнул сноп искр, они стали впиваться в наличники, лизать сухие бревна и, еще робко трепеща, подниматься под чердачное перекрытие. Огонь смелел, на глазах набирался сил. Вот он перекинулся на крышу, сухие тесины вспыхнули, и огненный факел вскинулся в небо.
Пожар уже заметили водители, вылез из кабины экскаваторщик.
— Может, успеем помочь, — сказал шофер, который вез Антошку с Рыжим.
— Надо попробовать.
Три самосвала, оказавшиеся у карьера, выруливали на дорогу, ведущую в деревеньку.
Теперь уже весь дом охватило огнем, бревна трещали от жары и стреляли искрами. Вокруг дома бестолково бегали люди, махали руками, о чем-то кричали друг другу, не в силах сделать что-нибудь путное, чтобы утихомирить огонь.
Водители, не доезжая до дома, вылезли из машин и подошли ближе. От постройки пыхало жаром; затрещали стропила и, падая, выстрелили в небо тысячами искр.
Антошка обратил внимание на бабку. Она стояла неподалеку и, опершись на палку, неотрывно смотрела на огонь. Казалось, старуха не замечала пожара.
Туча медленно подплывала к деревеньке. Она робко плеснула на землю дождиком, но капли были редкие, огонь пожирал их, продолжая свое разрушительное дело.
К бабке подошла деревенская женщина и участливо сказала:
— Несчастье-то…
Бабка невидяще посмотрела на нее, и на ее изборожденном морщинами лице мелькнула какая-то жалкая улыбка.
— Слава богу, что внуки живы остались…
Туча набирала силы. Она плеснула сначала из ковшика, потом из ведра, и по сухой дороге зашлепали крупные капли.
Пашка начал скакать на одной ноге и во весь голос припевать:
— Дождик-дождик, пуще, дам тебе гущи.
Пашка забыл о пожаре, пожар уже не волновал его. Пашке нравился дождик.
— Глупенький еще, — вслух сказала бабка.
Шоферы, увидев, что их помощь не нужна — дом догорал, уехали. Ребята остались, спрятавшись от дождя под одинокой березой. Машка и Пашка стояли здесь же.
— Интересно, из-за чего начался пожар? Наверное, никто не знает, — сказала Марфуша.
— А я знаю, — сказал хитрющий Пашка. Оказалось, все очень просто.
Пашка в доме остался один и начал «стрелять»: ему было интересно смотреть, как горели летящие спички. Одна такая «стрела» упала на газету. Бумага вспыхнула, потом загорелось одеяло. Пашка испугался и выбежал на улицу.
А сейчас он стоит под деревом и думает, что «стрелять» спичками не надо было. Потому что ими «стреляют» только дураки.
— Конечно, только дураки, — подтвердила Машка. — Тебя бабка обязательно крапивой отстегает, — пристращала она.
Дождик крепчал. Обрушившиеся бревна, охваченные огнем, шипели, дымились, но продолжали гореть.
Разошлись по домам соседи, прячась от дождя, только бабка стояла у пожарища и будто не замечала, что насквозь промокла.
Бабка родилась в этом доме и стала старухой, не покидая родного крова. И вот этого крова не стало. Дымят уголья…