Зона действия
Шрифт:
Комсорги спустились по настилу в котлован и остановились около строителей, устанавливающих опалубочные щиты.
Отец встал на обрубок сваи и, обращаясь к гостям, сказал:
— Боюсь, что ничего особенного вы не увидите. То, что делаем мы, известно всем. К сожалению, не все задумываются над маленькими цифрами, которые даются в проектных документах. А они разрешают на бетонных работах «допуски»: плюс половина сантиметра и минус половина сантиметра.
Антошка вспомнил, как отец ездил на Кузнецкий комбинат. Там сталь металлурги прокатывают только на минусовых «допусках» и благодаря этому
— Понимаете, бледнолицые братья и сестры, ведь эти минусовые «допуски» можно и на стройке внедрять. Это же огромная экономия бетона!
Мать, помнится, холодно бросила:
— Тебе больше всех надо.
Отец как-то сразу сник и резко сказал:
— Если ни мне, ни тебе, то кому же нужно?
Антошка тогда тоже между ушей пропустил отцовский разговор о «минусах», и сейчас, слушая его, мысленно ругал себя за то, что не поддержал отца, не расспросил его об этих «допусках».
Отец, оказывается, не оставил мысль внедрить «минусы» на стройке. Он поговорил со своей бригадой, и все согласились: конечно, делать фундамент уже на полсантиметра мороки больше, чем экономии бетона, но при нынешнем положении, когда каждый куб на вес золота — овчинка выделки стоит. Выходила такая арифметика: если, скажем, бригада зальет под фундамент пятьсот кубов бетона при плюсовом допуске, то на «минусе» она сбережет на такой же работе пять кубометров бетона.
Для одного объекта это, понятно, немного. Но если по всему Запсибу вести заливку фундаментов на «минусовых» допусках, то цифра представляется внушительной.
О внушительной цифре сказал Коржецкий. И комсорги молча кивали.
— Я еще о чем думаю, — тронул отец за рукав Коржецкого. — Где-то через год будем пускать в строй завод железобетонных конструкций. Если он станет работать на опалубке с «минусом», то сэкономит за год тысячи кубов бетона. Только надо сейчас бить тревогу, чтобы завтрашний завод заказывал опалубку с учетом экономии.
— Переговорю в техотделе, — пообещал Коржецкий.
В котлован спустился бетонщик и сообщил:
— Новость, братва. По стройке министр ездит.
— Давно пора министру у нас побывать, — сказал Коржецкий.
Антошка подумал: вот бы увидеть министра! Почему-то он ему представлялся в дорогом синем шевиотовом костюме, лаковых туфлях, в черных очках. Вообще, Антошке такие люди, как министр, казались людьми недосягаемыми и важными.
В вагончике штаба сидели Марфуша и Катька Подлиза. Комсорг пробежал глазами сигналы, записанные в журнале четким Марфушиным почерком: нет бетона, простои из-за кирпича, звонили с автобазы — на линию не вышло несколько машин из-за отсутствия запчастей…
Сигнал о нехватке запчастей поступил впервые. Автомобили работают в полную нагрузку, некоторые молодые водители не жалеют технику, рвут ее по антоновскому бездорожью. И Коржецкий записал в блокнот: «Поговорить с водителями. Выработать меры поощрения тех, у кого техника в хорошем состоянии».
Все еще находясь под впечатлением беседы с бригадиром Чадовым, Коржецкий думал, что метод работы на «минусовых» допусках надо распространить непременно. Но останавливаться на этом нельзя, надо добиться, чтобы каждый
Коржецкий положил перед собой лист и размашисто написал:
Товарищ!
Учись у бригады Чадова —
она работает на «минусовых» допусках
и экономит десятки кубометров бетона.
А ты нашел резервы экономии
на своем рабочем месте?
Глеб уже не представлял, что бы он стал делать без художника, если бы не помогали пионеры. Они были просто незаменимыми. Но пока в зоне его внимания несколько мальчишек и девчонок. А в поселке, как он уже убедился, их добрая полсотня. Ребят он тоже должен вовлечь в полезные дела. И Глеб подумал, что, скажем, отделочные бригады могли бы взять шефство над школьниками. Коржецкий был уверен, что многие старшие мальчишки с удовольствием пойдут к малярам и штукатурам, станут помогать им и походя учиться мастерству. «Надо непременно об этом поговорить на заседании штаба», — решил он.
Антошка разложил на столе кусок красного материала, достал белила и начал писать лозунг. Свою фамилию он выводил особенно старательно, и писать ее было приятно. Антошка гордился отцом и думал о том, что хотя отец и обижается на бедные заработки, но руки не опускает, не идет «калымить» на сторону, как это делает бригадир Лорин. Нынешним летом Антошка понял, что такое слова «резервы рабочего места». Раньше они ему казались пустым звуком. Теперь он знал, что резервы — это поиски, выдумка, рабочая хватка, это, наконец, когда к концу дня больно разогнуть спину. Антошка сам видел, что в бригаде отца люди ищут резервы, они стараются сэкономить на том, на чем обычно строители не экономили. Отец посмотрел на «минусы» иначе, и самая простая арифметика обернулась алгеброй.
За окном вагончика загудел мотор. Машина остановилась. Антошка сразу узнал «газик» управляющего трестом: сверху на тенте — большое масляное пятно. Коржецкий пошел к выходу. Из машины выбрался Николай Иванович, массивный, неуклюжий. Следом за ним на землю легко соскочил среднего роста человек в плаще и резиновых сапогах. Он был уже немолод — гладко выбритое лицо иссечено бороздками.
— Встречай, комсомол, гостей! — пророкотал Казанин. — Чуешь, Коржецкий, чем пахнет: сам министр твой штаб не обошел.
Министр пожал руку Коржецкому, с упреком сказал:
— В черном теле держишь штаб, Николай Иванович. Или по образцу своей юности? Тогда уж ты комсомолу землянку отведи.
— Рыть надо землянку-то, Валерий Борисович. Ее на нашей стройке днем с огнем не найдешь. А комсомол я люблю. Будут у нас и кабинеты с коврами, и дворцы.
Антошка понял, что Николай Иванович с министром близко знакомы, и, может быть, вместе когда-то строили завод или город. Увидев министра не в черных очках и шляпе, а в резиновых сапогах и рабочей кепчонке, он уже не удивился, а даже подумал, что министр на стройке таким и должен быть в лаковых туфлях хорошо ходить по коврам, а на стройке в них и шага не сделаешь — утонешь в грязи.