Зона недоступности

Бондарев Михаил Сергеевич

— Эд Дженикс готов принять участие в экспе­диции,— услужливо доложил генералу майор Кук.— Как я уже имел честь засвидетельство­вать, это лучший летчик базы, сэр!

Скелтон смерил майора насмешливым взгля­дом:

— Вы плохо цените Дженикса-младшего, мой друг. Что такое — создать временную базу на льдине? Для такой работы годны и рядовые пи­лоты. У Эда более высокое назначение. Я озна­комился с его личным делом и пришел к выводу, что этот юноша обладает исключительными каче­ствами. Это потенциальный герой, поверьте мне. Нет, дорогой Кук, на льдину мы пошлем

других, а Эда оставим про запас. Ведь мы только начи­наем разворачиваться по-настоящему!

Скелтон самолично вызвал летчиков Олбрайта и Джекобса и проинструктировал их.

— Три тысячи долларов каждому,— заключил он и уже тише добавил: — После выполнения за­дания, разумеется. Впрочем, задаток можете по­лучить сегодня. Я дам распоряжение.

Олбрайт и Джекобс, рослые, флегматичные парни, все время слушали генерала молча и ожи­вились лишь после того, как босс назвал цифру. Оба считались опытными пилотами, знали себе цену и считали проявлением высшей глупости рисковать собой ради так называемых «высших соображений», «подставить башку под пулю за маленькую плату». Цифра, названная генералом, успокоила их. Скелтон был щедр.

Стоило рисковать! Три тысячи долларов... це­лое состояние. Даже в Южной Корее платили меньше.

Летчики понравились Скелтону. Для подобной работы нужны именно такие: сдержанные, мол­чаливые, неуклюжие с виду. В них чувствуется скрытая сила и выдержка. Скелтон считал себя неплохим психологом. Внешний осмотр Олбрайта и Джекобса вполне удовлетворил его.

— Ну что ж, ребята, хранит вас бог,— сказал он на прощание.

Так Олбрайт и Джекобс очутились на льдине, которая отныне носила название «Арктика-1».

Все складывалось как нельзя лучше. Погода отличная. База расположена в самом центре льдины. В этот пустынный район вряд ли кто за­глянет в те три дня, которые они будут нахо­диться здесь.

Олбрайт и Джекобс со скучающим видом на­блюдали за действиями специальной команды, которая хлопотала возле готового к пуску аэро­стата. Огромный белый шар, напоминающий мыльный пузырь, слегка покачивался под дуно­вением ветра. Техник в последний раз проверял приборы.

— Он долго копается,— сказал Олбрайт.— Пора рубить канат.

— Скелтон хорошо платит,— отозвался Дже­кобс, по-видимому занятый своими мыслями.— Черт возьми! Еще два таких рейса, и мы обес­печенные люди, Джонни. Можно будет отложить кое-что на черный день. У меня старенькая мать, Джонни, и сестра Кэт. Понимаешь?.. Знаешь, я в детстве мечтал стать священником, таким, как наш сельский Уорфильд, а стал летчиком. Иро­ния судьбы.

Олбрайт смял недокуренную сигарету, швыр­нул ее в снег и плюнул:

— Чепуха! Три тысячи — чепуха. Все чепуха! Возьмем девчонок из дансинг-холла, пригласим Ральфа, Эда, Эринга и майора Кука. Ты мечта­тель, Мак. А я уже освободился от этого. Еще там, в Корее. Видишь эти ложные солнца? Ты любишь сравнения и всякие высокопарности. Так вот. Наше богатство запоминает мне эти лож­ные солнца. Они вроде светят, а толку от них ни­какого. Я мечтал разбогатеть в Корее. А что из этого вышло? Два месяца валялся в госпитале. Ну, а остальное сам знаешь. Я залез по уши в долги к этому проклятому Куку. Он зажал меня в кулак, и не только меня одного. Сущий дьявол!

— Майор Кук деловой человек,— мягко заме­тил Джекобс.— Все берут у него взаймы под не­высокий процент.

— Невысокий процент! — взъярился Ол­брайт.— Тридцать процентов! С меня он лупит тридцать процентов. Мелкая дрянь, ростовщик, шкурник! Я задушил бы его вот этими руками!

— Нужно меньше пить,— назидательно сказал Джекобс.

— Я напиваюсь только по большим праздникам.

— Все пьют. Пьют и развратничают. А чем я хуже других? Здесь иначе нельзя. Околеешь с тоски. Думаешь, Кастнер пустил себе пулю в лоб от хорошей жизни?

Олбрайт не на шутку разволновался. Он был злопамятен, как слон, и сейчас припоминал все обиды, которые нанес ему майор Кук. По его мнению, майор Кук был изрядной сволочью, под­халимом и карьеристом, низкопробной дрянью, скоторой пора посчитаться.

Джекобс безропотно выслушивал этот поток ругани. Он привык к необузданному нраву сво­его товарища.

Внезапно Олбрайт застыл с раскрытым ртом. Джекобс проследил за его взглядом и вздрогнул: в небе появилась темная точка. Вначале оба не могли разобрать, что это такое. Затем Олбрайт уверенно сказал:

— Вертолет! Направляется сюда,— и дико за­орал:— Рубите канат, олухи! Вертолет русских?

Гигантская стрекоза ярко-красного цвета сде­лала круг над льдиной и скрылась в юго-восточ­ном направлении. Аэростат, освобожденный от каната, взмыл в небо и скоро исчез из поля зре­ния.

— Через несколько минут здесь будут истре­бители,— как можно спокойнее произнес Ол­брайт.— Пора сматываться. По самолетам!

— А как же оборудование? — спросил техник.

— Всю эту требуху придется оставить. У нас нет времени...

Олбрайт был прав. Следовало поторапливать­ся. Он первым уселся на свое место и стал ждать, когда поднимется в воздух самолет Джекобса.

Но Джекобс почему-то мешкал. В конце концов Олбрайт не выдержал и с руганью выскочил на лед. Перед ним стоял растерянный Джекобс.

— Что случилось?

— Не заводится. Не понимаю, что могло про­изойти.

— Болван! Я не могу больше ждать тебя... Выпутывайся как знаешь.

Олбрайт решительно повернулся к своему са­молету. Но Джекобс схватил его за руку, захны­кал:

— Джонни! Ты не бросишь меня, Джонни. Ты не имеешь права этого делать. Они схватят меня...

Олбрайт смягчился:

— Ладно. Живо в мой самолет!

7. Тугой узел

Когда «большой охотник» лег на заданный курс, капитан-лейтенант Минаев поставил ручку телеграфа на «самый полный». Корабль вздра­гивал всем корпусом, гребни волн с глухим роко­том перекатывались через палубу. Клубы водя­ной пыли поднимались даже до ходового мости­ка. Зябко поеживаясь, укрываясь от колючего ветра и брызг за стеклом, рулевой Зубавин стро­го выдерживал заданный курс.