Зона недоступности
Шрифт:
— Не валяй дурака, Эд. Это я, Кук. Продолжайте выполнять задачу. Вам нужно прорваться. Во что бы то ни стало (прорваться... Поднимайтесь как можно выше. Они ничего не смогут с вами сделать.
— Я не хочу рисковать собой из-за восьмисот долларов.
— Хорошо. Я плачу тысячу.
— Две тысячи, и ни цента меньше!
— Вы негодяй, Эд.
— Две тысячи!
— Полторы, и будьте вы прокляты. Я уже пригласил девушек из дансинг-холла...
— Ложусь на обратный курс...
Его перебил грубый сиплый голос:
— Капитан Дженикс! Я плачу две с половиной тысячи. Поняли
— Да, сэр.
— Три тысячи, черт побери, если вам удастся засечь установки! Пять тысяч! Но вы должны пробиться. Поднимайтесь! Они вас не достанут...
— Слушаюсь, сэр. Пять тысяч... Они, кажется, отстали. Подо мной горный хребет.
Наступило молчание. Минута летела за минутой. «Значит, прорвался...» Пастухов ясно представил себе, как чужой реактивный бомбардировщик плывет на страшной высоте над тундрой.
Он вздрогнул, когда из наушников раздался вопль:
— Они меня взяли в клещи. Будьте вы все прокляты!..
Снова воцарилось молчание. Пастухов с нетерпением посматривал на часы. И когда он уже стал снимать наушники, в телефонах прозвучал хриплый старческий голос:
— Эд! Отвечай, Эд! Это я, твой старый Джордж... Ты узнаешь меня? Эд!.. Эд, мальчик мой!.. Отзовись!.. Эд!..
Никто не отозвался на этот далекий, приглушенный расстоянием голос. И капитан первого ранга Пастухов понял, что никогда Эд не отзовется на этот призыв...
Он снял наушники и подошел к капитану Храпову.
— Все! — облегченно сказал капитан. Его высокий смуглый лоб был покрыт крупными каплями пота.— Одним словом, прогремел гром не из тучи, а из навозной кучи. Другой раз неповадно будет соваться.
Пастухов рассмеялся.
— Ну что ж, Николай Петрович,— обратился он к Протасову.— Пора возвращаться в штаб.
— Мне все-таки непонятна их настойчивость,— отозвался Протасов.
— Мне-то теперь все ясно. Они ищут установки. Как вы знаете, эти установки находятся совсем в другом месте. Но ведь Скелтон и контр-адмирал Дженикс этого не знают. Вот они и пытаются выяснить. И еще будут пытаться. И то, что они не могут пробиться вглубь, еще больше убеждает их в мысли, что установки нужно искать именно здесь. Пусть остаются в этом приятном заблуждении. Они не могут понять одной простой мысли: куда бы они ни сунулись, их ждет такая же встреча, как на нашем участке. Они разделили все наше побережье на зоны. Но что из того? Все побережье — это сплошная зона недоступности для наших врагов. Так есть и так будет всегда...
11. Встреча в заимке Горячей
Нарта легко скользила по снежной равнине. Иван Прохоров здоровой рукой придерживался за Рультынэ. Иногда девушка оборачивалась, и матрос видел ее заиндевевшие ресницы, раскрасневшиеся от крепкого мороза щеки. Пограничники на лыжах едва поспевали за нартой.
Вот уже четвертые сутки пограничники выслеживали Чимнэ. Но результаты пока что были неутешительные. Чимнэ словно сквозь землю провалился. Вначале все шло как будто хорошо. След широких индейских лыж был обнаружен неподалеку от наблюдательного поста. По-видимому, в тот момент, когда иностранный катер подошел к советским берегам, Чимнэ находился здесь и только ждал минуты, чтобы пробраться на катер. Но это
— Он не мог уйти далеко,— говорил старший лейтенант Саркисян.— Его нужно искать в населенных пунктах. В такой мороз он вряд ли сможет продержаться вдали от людей.
Мороз, в самом деле, с каждым днем крепчал. Зима брала свое. Пограничники переходили от стойбища к стойбищу, но никто из местных охотников не встречал Чимнэ и ничего не слышал о нем.
Председатель оленеводческого колхоза Айгинто, узнав о том, что его друг старый Тэмгэн тяжело ранен диверсантами, очень опечалился.
— Я помогу найти Чимнэ! — сказал он.— Думаю, этот злой дух ушел в заимку Горячую. Да и где бы ему быть еще в такой мороз? Ведь на побережье все помнят о злых делах этого богатея, и никто не станет укрывать его. Только в. заимке Горячей нужно искать его...
Желающих сопровождать пограничников в заимку Горячую нашлось много, но Айгинто взял только четыре нарты.
И вот собачьи упряжки неслись к заимке Горячей. Часа четыре спустя собаки, почуяв близость жилья, рванулись вперед. Задние псы лаяли, словно поторапливая вожаков. Потянулись кусты приречного тальника.
Пограничники спустились в лощину и тут невольно остановились. Вокруг сверкали снега, а в лощине, как это ни странно, зеленела сочная трава. Над землей поднимался густой пар. Олени, устроившись на мягком ягеле, отдыхали, изредка лениво поворачивая комолые головы. Под нависающей черной скалой стояла яранга пастуха. Но самого пастуха не было видно.
Странно было видеть эту зеленеющую лощину, затерянную в беспредельных снегах тундры. Но пограничники, Прохоров, а тем более чукчи, знали, что такие зеленеющие оазисы встречаются здесь довольно часто. Горячие ручьи, поднимаясь из глубин земли, стремительно мчатся среди камней и каменистых ущелий, дымясь зимой и летом. В самый лютый мороз у берегов этих ручьев настолько тепло, что там растет нежно- зеленая трава. Суровой чукотской зиме не под силу преодолеть теплое дыхание источников.
Пограничники укрылись за утесами. Айгинто вышел вперед и окликнул:
— Кемлиль, встречай гостя!
Пастух Кемлиль, по всей вероятности, крепко спал, потому что не отозвался на голос председателя колхоза.
Держа в руках чаут—аркан для ловли оленей, сплетенный из узких кожаных ремешков, Айгинто неторопливо, вразвалку направился к одинокой яранге. Но глаза его при этом настороженно поглядывали вокруг, на лице застыло тревожное выражение. И когда гулко грохнул выстрел, председатель резко прыгнул в сторону.
— Чимнэ здесь! Теперь не уйдет! — крикнул он пограничникам.
Айгинто отполз к скале и залег за валуном. Человек, находившийся в яранге, казалось, обезумел. Он посылал выстрел за выстрелом в то место, где укрылся председатель.
— Чимнэ, сдавайся! — крикнул Айгинто.
Выстрелы прекратились. Из яранги вышел
Чимнэ с поднятыми руками.
— Куда ты девал тот ящик, что был при тебе?— спросил председатель.— Тот, в котором фотопленка?
— Он в яранге,— хмуро отозвался Чимнэ.— У меня кончились патроны. В этом все дело. Сопротивляться бесполезно.