Зона обстрела (сборник)
Шрифт:
На Триумфальной площади у памятника Маяковскому тоже митинговали моносексуалисты – или «пацаны», как они сами себя называют. Но здесь же был и второй митинг, гей-националистической партии. Митинги страстно ссорились между собой, в открытые окна машины доносились вопли: «Педрилы вонючие! Не примазывайтесь к национальной идее! Русский человек должен сам себя любить!» – «Онанисты! Дрочилы! Недоделки! Руки-то не устают?» При этом «голубые» поднимали огромное знамя соответствующего цвета, но с двуглавым орлом – правда, головы смотрели не в разные стороны, а друг на друга и с выражением нежности. Кроме знамени над небольшой их толпой возвышался также портрет необыкновенно красивого юноши с выпуклыми, как бы фарфоровыми глазами и со множеством сережек в ушах – одного из классиков движения, активно писавшего в конце минувшего тысячелетия скандального публициста. В свою очередь сторонники полной самодостаточности
Гарик тут был вынужден затормозить, пробираясь среди добродушных зевак, рассматривающих из-за желтых лент полицейской линии забавных чудаков. Я заметил, что чуть в стороне проходит еще одна демонстрация. Ее участником был единственный человек, средних лет мужчина в классическом костюме и безукоризненной белой рубашке со строгим галстуком. Он держал небольшой плакатик такого содержания: «Прекратить сегрегацию белых гетеросексуальных мужчин! Мы тоже человеческие существа!» Как раз когда наша машина проезжала мимо, к упрямому реакционеру подошел полицейский и начал строго проверять документы – видимо, разрешение на манифестацию. Тем временем два враждующих митинга начали переходить к рукопашному, правда, вялому выяснению отношений, но полицейский даже не обернулся…
Мы свернули на Тверскую. По тротуарам шла публика, которую всегда можно увидеть на этой самой шикарной улице мира. Здесь были прекрасные молодые семьи, с тремя-четырьмя детьми, с легкими колясками или рюкзачками для переноски младенцев, одетые просто, небрежно, но очень дорого – в джинсах «верея всадник», в красно-белых спортивных куртках и фуфайках «Спартак чемпион», в прогулочных туфлях «скороход супер», стоящих как приличное брильянтовое кольцо… Спешили на ранний коктейль пары средних лет – он в обязательном смокинге, она в норковой шубе со специально неокрашенными ромбиками на левом плече и правом рукаве, подтверждающими для «зеленых», что мех, упаси боже, не натуральный… Высаживались из наемных шестидверных лимузинов «чайка де люкс» гуляки в блейзерах, с пестрыми фулярами под распахнутыми воротами рубашек, с ослепительными двухметровыми скандинавками, цветоподобными филиппинками и элегантными, как сам лимузин, нигерийками – всех их на выбор предлагала лучшая международная фирма эскорт-сервиса «Тургеневз герлс инк»…На углу Благовещенского переулка играл прекрасный, высокопрофессиональный дуэт – высокий, тонкий, пританцовывающий темнокожий балалаечник и грузный, немолодой, с седой косицей, с простоватым лицом волжанина саксофонист. Они играли старинные песни и как раз перешли от «Русского поля» к «Yesterday». Монеты непрерывно падали в пластиковый стаканчик, стоявший перед музыкантами на асфальте… Из маленького, но знаменитого на весь мир бара за углом вышел популярнейший артист, только что сыгравший главную роль в фильме – сенсации года – «Любовник президента», огляделся по сторонам, как бы поправляя платочек в нагрудном кармане, но, не встретив ни одного узнающего взгляда, оскорбленно прыгнул в открытую «оку спешиал спорт» и унесся в сторону Бронных…
Мы поравнялись со знаменитым магазином электроники «Поповъ», когда на мостовую ступил полицейский, поднял ладонью к нам руку в белой перчатке и улыбнулся – мол, извините, ребята, не моя воля, я бы вас пропустил, но… Гарик прижался к тротуару и выключил зажигание. Позади нас, сколько можно было видеть, до самой Александровской площади и дальше уже стояла бесконечная плотная лента машин, хлопали дверцы, люди выходили и, оживленно переговариваясь, продолжали путь пешком.
– Делают что хотят, – сказал Гриша. – Вот это мое аидыше счастье, если мне надо по делу, так у них народное гулянье…
Мы тоже вылезли из машины и двинулись к площади пешком.
– Офицер, что-нибудь случилось? – поинтересовался я, проходя мимо полицейского.
– Случилось, приятель, конечно, случилось, – радостно откликнулся двухметровый малый с детским лицом, поднося руку в белой перчатке к лакированному козырьку. – Случилась хорошая погода, а в хорошую погоду мы советуем людям пройтись… Хорошо смотритесь, ребята! Классный маскарад, и машина, и вообще… Прямо со съемок? Или будете что-нибудь показывать на площади?
– Будем показывать, – она улыбнулась так, что, сложившись пополам, чтобы лучше видеть ее сияющее лицо, полицейский даже чуть отшатнулся, как от вспышки. – Освободитесь, приходите посмотреть, хорошо? Я буду рада… – Она сделала паузу, за которую сердце бедного парня успело подпрыгнуть и остановиться в его глазах, и закончила: —…и мои друзья тоже.
Интересно, подумал я,
На Страстной народу было полно, но не тесно. Посередине площади маршировал, непрерывно перестраиваясь, духовой оркестр, впереди, танцуя, подбрасывая и ловя оперенные жезлы, шли девушки, тамбурмажор взметал свой гигантский, тяжелый, в эмблемах и колокольчиках тамбур, тамбур повисал в воздухе, а фокусник ловил его, сделав пируэт. От центра на движущейся платформе приближалась группа, застывшая в живой картине: они изображали самый известный эпизод истории страны. Седой человек с грубым лицом сидел за большим письменным столом и, свесив голову, спал, а вокруг стола стояли трое, один из них что-то говорил в трубку стоявшего перед седым телефона, другой, склонившись, подписывал какой-то документ, третий, обернувшись к зрителям, просто стоял – выпятив грудь и скрестив на ней руки, высокомерно вскинув голову. Все знали, что изображают артисты, тем не менее на откинутом борту платформы, выкрашенной в национальные цвета, была крупная надпись: «Отстранение от власти. По картине академика Плясунова». Толпа зааплодировала, группа медленно проплывала над нею.
– Атасно сделано, да? – Парень обращался к нам, обнимая за плечи девушку, оба восхищенно смотрели на артистов. Притиснутые к нам толпой, они жаждали поделиться с ближайшими своим патриотическим чувством, своей любовью, молодостью, радостью от хорошей погоды… – А у вас тоже какой-нибудь прикол? Что будете показывать? Из «Банды Берии», я секу, нет?
Они все просто помешались на этом вполне посредственном триллере, на этом старом жаргоне, подумал я и неопределенно, но, конечно, с улыбкой кивнул парню, отчего он уже окончательно расплылся, радостно и с восхищением замотал головой, взлетела его длинная косица и зазвенели две сережки в левом ухе. Девушка, чрезвычайно коротко стриженное и, видимо, бессловесное создание, прижалась к его плечу, пытаясь подняться на цыпочки и даже подпрыгнуть, чтобы лучше видеть удаляющуюся над толпой историческую картину.
…Они правили страной втроем меньше года и сумели добиться того, что всегда и везде становилось началом процветания, – они разрушили все до конца. Кошмар, творившийся даже в самые последние дни перед их приходом, когда седой человек уже не выходил из запоев больше чем на неделю, когда стреляли по всей стране, когда начал исчезать хлеб, – этот кошмар показался покоем и процветанием. На пустом месте, на руинах появились такие авантюристы, по сравнению с которыми сам дьявол был младенцем. И началась новая история, и через каких-то пятьдесят лет установились мир, богатство, порядок, и уже казалось, что так было всегда. Осталась легенда о «Великом Отстранении от Власти», уверенность, что возможна только такая жизнь, в которой ничего не происходит, и что так живут все, кто хочет жить нормально, весь мир, а те, кто живет иначе, сами выбрали свою судьбу, и, значит, им не нужны мир, еда и спокойствие. Впрочем, где живут такие люди, как они живут и что думают о Республике России, самой богатой стране мира, никто особенно не интересовался…
– А чего, брателла, пошли в «Быстрые пельмени»? – Парень просто лопался от доброжелательности, от радости жить. – Я ставлю, серьезно! Пошли!..
Совершенно неожиданно инициативу решения взял Гарик.
– Спасибо, брат, за уважение, да? Только я ставлю. Слушай, я старше, значит, надо уважать… По инструкции «Случайные спецзнакомства…» – но тут Гришей был нанесен, видимо, достаточно ощутимый удар, потому что Гарик замолчал, изумленно воззрился на старика и, абсолютно не заботясь о связности, закончил: —…посидим, поговорим, как люди, – и пошел впереди, легко раздвигая толпу, впрочем, охотно и старательно пропускавшую нас, улыбавшуюся, подмигивавшую. Если люди пробираются в такой тесноте, значит, им нужно – в России уже давно извинялись перед толкнувшими и уступали дорогу спешащему.