Зона поражения
Шрифт:
Джунгли между первым лагерем и горой Хамбаус были ничуть не хуже и не лучше, чем везде, а значит, смертельно опасны. Сначала Платону с муравейником нужно было проложить трассу, пройдя всю дорогу пешком. Они несли мало полезного груза, зато были хорошо вооружены. Разведка есть разведка…
Первые шаги дались Платону нелегко. Он был уверен: древохищники вот-вот раскусят их нехитрые уловки и набросятся всем скопом. Натянутые, как гитарные струны, нервы реагировали на каждый звук. Каждый шелест, шорох, писк, хруст или треск казались началом атаки. И сломить напор сотен организмов-убийц не сумеют ни огнеметы, ни бластеры, ни плазменные
Археолог и Двунадесятый Дом двигались вперед, огибая непроходимые заросли проволочника, перебираясь через упавшие стволы-великаны, осторожно отодвигая чересчур любопытных червецов. Бродячие деревья невзначай, словно проверяя, касались скафандров покрытыми присосками ветвями. Платона всякий раз пробирала дрожь. Купольные пиявки сигали вниз, плюхаясь в бурый ковер гниющих зверорастений у самых ног. Верховые осьминоги пристально разглядывали «родственников» с развилок ветвей, а летунцы неустанно кружили над головами — зачем, почему? Кто бы знал…
Платон Рассольников и Непейвода быстро вошли в ритм и неутомимо пробирались по джунглям. Пробирались уже третий час и до сих пор оставались живы и даже здоровы. Их покрашенные в зеленый цвет скафандры были густо обрызганы смесью феромонов и фитонцидов, и зверодревы принимали их за своих.
Зелень была всюду — и всюду разная. Столько оттенков зеленого Платон не видел еще никогда. Под ногами лежали зеленовато-бурые гниющие остатки умерших от старости и болезней зверодрев. Вокруг шебаршились бирюзовые, малахитовые, салатные, цвета морской волны и молодой травы джунгли. Потомки лесных животных в ходе мутационного взрыва тоже приобрели зеленый цвет, каждая клеточка их кожи и шерсти содержала хлорофилл. На одном плотоядстве здесь долго не протянешь.
Ученые Лиги неплохо изучили бродячие джунгли, хоть и делали это, сидя на высокой орбите. Карантинщики запретили высадку экспедиции на поверхность Тиугальбы. Ксенобиологи смотрели в фотоумножители, запускали киберзонды, которые брали для них образцы зверофлоры. Они поименовали и классифицировали здесь каждую травинку, вот только руками потрогать не смогли. Зато напарникам это сомнительное удовольствие вполне доступно.
Двунадесятый Дом прокладывал путь. Хладнокровно пер на поляны, заросшие нежно-зеленой травкой и потому напоминающие бездонную трясину, и не сворачивал с курса, даже увидев впереди разинутую пасть гигантского глота или беснующуюся стаю псевдо-баньянов. Ему все было нипочем.
— Ты так уверен в нашей неуязвимости? — в конце концов не выдержал археолог. — Или ты классно притворяешься.
— Наше дело правое — победа будет за нами, — сдвинув брови, ответил Двунадесятый Дом.
— Твоими устами да мед бы пить…
И тут Платона в первый раз попытались укусить. Древесная лиана вдруг зашипела почище хорошей кобры, сделала молниеносный бросок и впилась зубами в рукав. Непейвода ловко ухватил ее за брюшные жабры и, когда лиана покорно разжала челюсть, отшвырнул в кусты. Мягкая, но прочная ткань скафандра выдержала, однако на коже остался кровоподтек.
Окрестные джунгли забеспокоились, шумно задышали. Активно заработали носы, хоботы и другие обонялы, выискивая чужеродные запахи, стала обильно выделяться слюна и желудочный сок. Они почуяли чужих.
— Что случилось, Дом?
— Действие феромонов кончается. Должно было хватить еще на час. Сейчас снова опрыскаю, — ответил ходячий муравейник и полез в кармашек рюкзака за баллончиком.
Вдруг его схватили под мышки и в один миг утянули в небеса. Только крикнуть успел:
— Не. стреляй!
«Сам знаю — не дурак. Бахну — и эти твари сразу поймут, кто здесь чужой», — подумал археолог, провожая взглядом чешуекрыла, натужно машущего зелеными перепончатыми полотнищами.
Через минуту-другую на Платона набросятся, а распылителя у него нет. Непейвода не доверил — умник хренов. Теперь он вместе с баллончиком в гнезде чешуекрыла, и надо лезть на дерево его выручать. Весь вопрос: успеет ли Рассольников?
Археолог крякнул, отшвырнул сунувшегося к нему летунца и выстрелил альпинистским крюком в толстенный нижний сук паопапа. Вместе с крюком, вылетел и титанитовый трос. Дерево ойкнуло, дернулось от боли, сыпанув на Платона горохом из треснувших перезрелых стручков, напряглось и выплюнуло пробивший кору крюк обратно. Рассольников едва увернулся.
Вот те на!.. Пробовать еще раз глупо. Лезть на паопап по стволу, как обезьяна, — долго, трудно и опасно. Один рывок, толчок-и лететь доморощенному древолазу, считая сучья и ветки. Значит, надо забросить кошку — есть и такая. Приторочена сзади к рюкзаку.
Зеленые джунгли алчно щелкали клювами и потирали ветки, джунгли сопели и шумно глотали слюну. Зверорастения желали друг дружке приятного аппетита. Осталось лишь обнаружить корм, который притворялся несъедобиной.
Археолог засунул в ствол пневматического метателя кошку, мысленно перекрестился, прицелился и нажал на спуск. Титанитовая кошка пролетела над нижним суком. Трос, спадая спиралью, тормозил ее полет. Кошка ударилась в главный ствол, застряла, удерживаясь в нем коротким острием, но через мгновенье вместе с куском коры рухнула вниз.
На Рассольникова спикировала зеленая ящеробабочка, промахнулась, стукнулась о дерево, оттолкнулась от ствола, царапнув коготками, снова поднялась в вышину, сделала круг над многочисленными верхушками зверодрева и провела бомбометание. Попытка сшибить археолога пометом удалась частично: снаряд ударился о ветку и окропил бурыми брызгами все вокруг. Кое-что попало и Платону на шлем.
Кошка зависла метрах в трех над землей. Платон потянул трос на себя, кошка пошла вверх и достигла сука. Джунгли пришли в неистовство. Они приплясывали на месте или метались, выискивая долгожданную жратву. Еще немного, и они поймут, что этот пуляющийся железяками придурок и есть их ходячая трапеза. Залетный деликатес.
Археолог сам ничуть не хуже зверорастений приплясывал от нетерпения, осторожно подергивая за трос. Наконец кошка надежно зацепилась за древесный сук. В отличие от альпинистского крюка, ее лапы не затронули нервные отростки, и паопап согласился потерпеть эти мелкие неудобства.
Можно было начинать восхождение. Платон по старинной традиции хотел поплевать на перчатки, но не дало забрало шлема. Чертыхнулся и полез наверх.
Когда он взобрался на нижний сук, оказалось, что паопап тоже хочет поучаствовать в трапезе. Просто реакция у него замедленная — в нем больше от растения, чем от животного. Зато исполины бродячих джунглей не зря зовутся «тяжелой артиллерией»: уж если соберутся на охоту — не остановишь.