Зона приема
Шрифт:
– А, черт!
Сталкер едва успел затормозить и не влететь в руки амбалов, словно вылезших из фильма ужасов в нелепых переливающихся пластиковых комбезах биологической защиты. Трое таких внезапно вынырнули из-за поворота, перекрыв беглецу дорогу.
– Эй, стой! – крикнули ему.
Голоса искаженные из-за встроенных в шлемы динамиков, и оттого кажется, будто тебя хотят схватить марсиане. Очень, надо сказать, похоже. Потому как его будущая участь – ненамного лучше, чем у людей, попавших в лапы марсиан на боевых треножниках из книги Уэллса.
– Да не дергайся ты, все будет нормально! – лживо гнусавили динамики.
Кот попятился.
– А ну стоять!
За спиной тяжело затопали ноги преследователей. Он рванул быстрее. Только бы добраться до лестницы.
– Котляров,
Ясное дело – будут. Это же люди Разуваева, о гуманизме они имеют весьма смутные представления. За спиной глухо хлопнуло, тело само инстинктивно ушло в сторону. В дальнюю стену ляпнуло, разлетаясь, что-то хрупкое. Стреляют, похоже, капсулами с транквилизатором. Обездвижить хотят, как какого-нибудь льва для сафари-парка. Спасибо, хоть не пулей. Но если попадут – труба дело…
– А, черт!!! Нет!
Навстречу, со стороны лестничной площадки, выдвинулась еще одна группа в защитных костюмах. В руках одной из фигур Кот заметил наручники, другая сжимала шприц. Ясное дело, с каким содержимым. Значит, решили не церемониться с «переносчиком заразы».
Добегался.
Он замер в центре коридора. Клещи быстро сжимались под вой сирены и зловещее мерцание красных огней. Взгляд упал на единственную дверь, которая оставалась между двумя группами назойливых «марсиан». Не раздумывая, он бросился к этой безликой двери. Ворвавшись в тесную комнату, резко захлопнул дверь за собой, щелкнул щеколдой – и тут же чуть не взвыл от досады: это была какая-то подсобка, не имевшая не то что запасного выхода, но даже окна. В тусклом свете дежурного светильника заметался по тесной комнате, натыкаясь на корпуса машин-уборщиков, огнетушители, ящики с инструментами и прочий хлам. Споткнулся, упал, задев стеллаж, и на него посыпались швабры, ведра и упаковки с моющими средствами.
– Да чтоб вас всех! – заорал он, выбираясь из-под завала.
Дверь содрогнулась под ударами преследователей. В эту минуту ему отчаянно, просто невыносимо захотелось свободы. Той самой, что грозились отнять у него люди в лоснящихся пластиковых комбинезонах. Но выхода из этой западни просто не было, как не было уже надежды на спасение.
Вместо нее вернулась эта странная болезнь, вызывающая видения, лишающая воли. Стиснув зубы и покрываясь потом, Кот видел, как проступают под кожей черные вены, но теперь почему-то не было слабости. Было лишь желание вырваться из западни. Дыхание учащалось вместе с нарастающим внутренним криком. Черные нити под кожей пульсировали, и казалось, сейчас лопнут, и из них брызнет черная, как нефть, кровь.
Дверь с треском вылетела, и «марсиане» неуклюжей толпой ввалились в тесноту каморки. В воздухе сверкнула струйка жидкости, вылетевшая из шприца, раздался искаженный голос Разуваева:
– Котляров, не дергайся! Мы же тебе добра желаем!
Это «пожелание добра» только добавило ситуации какого-то инфернального ужаса.
– А-а!!! – зарычал сталкер и вдруг бросился на стену, будто всерьез надеялся проломить ее.
Проломить, конечно, не проломил – стены в Институте не стандартные, тут на бетоне не экономили. Произошло другое. Перед глазами все пошло синеватыми разводами – словно молнии заветвились. В ушах раздался характерный электрический гул – и пространство вдруг лопнуло гнойным нарывом, ударив в глаза ослепительным светом. Так, наверное, астрономы представляют себе Большой взрыв.
Навстречу метнулась земля – и он едва успел сгруппироваться.
– Эк!
Удар.
Несколько секунд он лежал, уткнувшись носом в траву. Затем резко перевернулся на спину, пытаясь сообразить, что происходит. Получилось не сразу. Первым делом поглядел на свои руки. С ними все было в порядке, как и с общим состоянием. Только ощутимо звенело в ушах. Быстро огляделся по сторонам, стараясь успокоиться после непривычного для себя приступа истерики.
Он лежал на ухоженном газоне рядом со зданием филиала. Рядом высилась институтская стена. Что характерно – без окон. Вон там, на уровне второго этажа, должна быть та самая каморка. Если он действительно вылетел оттуда, в стене полагалось быть дыре.
Дыры не было. Нормальная, гладкая такая стена.
– Что
Кот быстро поднялся на ноги. И услышал приглушенный звук «тревожной» сирены.
Выходит, не почудилось. Каким-то образом он умудрился просочиться сквозь стену. Вспомнилась эта ослепительная вспышка, молнии перед глазами. Это как же понимать? Телепортировался он, что ли? Господи, да что же с ним происходит?!
Со стороны служебного входа доносились крики, звуки моторов. Это означало только одно: его по-прежнему ищут. И после такого, совершенно нереального, бегства в покое уже точно не оставят. Карантин – как минимум, как максимум – такой экземпляр на кусочки разберут, чтобы посмотреть, что же там у него внутри эдакое. Самое обидное – что ничего же все равно не поймут, а жизнь человеку сломают.
Ну их всех в баню.
Вжав голову в плечи, сунув руки в карманы, он поспешил перейти улицу и затеряться среди прохожих.
Официально Потрошитель работал в районной поликлинике и жил на отшибе, в частном секторе, в старой хибаре самого угрюмого вида. Злобный пес на цепи также не способствовал излишнему любопытству. Глядя на этот неказистый дом, и не скажешь, каков он внутри. Ну а уже если случайно довелось заглянуть, можно и язык от изумления проглотить.
Внутри был, как говорится, шик и блеск. Потрошитель любил жить красиво, и хата у него отремонтирована и обставлена что надо. Но самое любопытное скрывалось в подвале. Здесь хозяин прятал самый настоящий храм передовой медицины. Белоснежные стены, стерильность и аппаратура такая, какая не снилась несчастной городской больнице. Откуда все это богатство – оставалось только догадываться, но Кот предполагал, что не обошлось без высоких покровителей на стыке власти и криминала, как говорится. Тут, коли за ниточку потянешь, можно много интересного накопать, на приличный срок потянет. Только самого Потрошителя, похоже, все это мало заботило. Здесь он занимался тем, что любил больше всего, – наукой.
Правда, не совсем той, официальной наукой, каковая обосновалась во всем известном Международном Институте. Интересы Потрошителя простирались далеко за грани общепринятых этических норм. Собственно, никаких «норм» Потрошитель не признавал в принципе. Иначе не ставил бы свои бесчеловечные эксперименты на тех же сталкерах и других беднягах, кому официальная медицина уже вынесла свой приговор. Впрочем, сейчас он набил руку, и идти к нему было не так страшно, как раньше. А раньше на все был один ответ: «Ампутация». Но тут уж не до эстетики. Вляпаешься, скажем, в «ведьмин студень» – все, только один выход – оттяпать то, чем вляпался, пока не расползлось по организму. А то, бывает, порчу подхватишь, и третий глаз расти начнет где-нибудь под мышкой – так это тоже не всем нравится. Тут тоже – только резать. Так что не зря Потрошителя Потрошителем нарекли – за дело.
Но, глядя на некоторые результаты хобби подпольного эскулапа, даже видавший виды сталкер невольно задерживал дыхание. Вот, например, рука за стеклом, в прозрачном ящике типа террариума. Это, братцы, рука Шустрика. Был такой незадачливый бродяга, вечно в истории попадал, пока не влез этой самой рукой в какое-то непонятное дерьмо. И ладно бы рука просто гнить или, там, сохнуть начала. Так нет же, взбунтовалась она, зажила собственной жизнью, да еще и повадилась по ночам душить собственного хозяина. Так бы и придушила, если бы Шустрика не спасла девка, у которой он тогда обретался. Ни о чем таком не думая, Шустрик, как и многие другие, приплелся сюда за помощью. Наверное, думал, что ему таблетки от руки пропишут. А Потрошитель посмотрел, просветил родимого и как выдаст: это, мол, уже и не твоя рука вовсе. Парень чуть со стула не упал: как, говорит, так – не моя?! «А вот так. Это теперь даже не конечность. Это вообще – самостоятельный организм, причем с совершенно непонятной физиологией». С Шустриком, ясное дело, истерика, но делать нечего: рука по всем признакам – хищник, и если не Шустрик – ее, то она – Шустрика. Так и оттяпали. Да только сам эскулап и не думал от отрезанного избавляться. Рука, похоже, зажила самостоятельной жизнью и прекрасно здесь освоилась. Вроде как домашнее животное.