Зона Топь
Шрифт:
Натягивая свитер, Оля резко натянула его с головы на плечи.
— Так я же трезвая, полудурок. А в трезвом виде какая может быть народная песня?
— А вот ты? — Эдик ткнул пальцем в Людку-истеричку.
Та завелась с пол-оборота и, визжа, выдала свою «программу максимум»:
— Здесь я точно оставаться не хочу. Обрыдло за бесплатно вжаривать. Но мы теперь с Натахой-неряхой способ придумали. Будем жить в моем бараке, а Натахину квартиру сдавать. На это и будем пить.
Затушив сигарету в банке из-под майонеза, Эдик удобнее
— Убьют вас, женщины. За квартиру точно убьют.
— Да и хрен с ней, со смертью. — Натаха-неряха загоготала птицей-куликом. — Зато попьем до усрачки напоследок.
Смотреть на Натаху и Люду было неприятно, и Эдик отвернулся от них.
— Ваш выбор, вам и мучиться.
— А вот ты, актриса погорелого театра, пить бросишь?
Насупленная Настя, пьющая третий стакан чая, покивала головой:
— Брошу. Уже бросила. Попрошусь обратно в актрисы, хоть статисткой, хоть пнем третьим слева. Надоело быть никем.
— Ну-ну, посмотрим. — Эдуард подхватил из коробки кубик сахара и кинул в рот. — Жора, нам нечего будет предъявить Любови Николаевне. Ты сам будешь заявление писать?
— Я? — Жора с изумлением смотрел на Эдика. — Я же сам сюда напросился. Плохого она мне ничего не сделала. Хотела, правда, для постельных утех оставить, так не оставила же. Считай, выжил.
— А Маша?
— Вот у самой Маши и спросим. Ну, что, грузимся?
Эдик встал в военную позу, широко расставив ноги.
— Девушки! Строимся и организованно едем в город. Вам все-таки придется заехать в милицию и написать объяснительные записки по факту нахождения на территории военного секретного объекта. Ребята, выводите их. Клава, до свидания.
Эдик пожал руку Клаве, та зарозовела.
— Вы про нас тут не забудьте, а Машу я в гости жду, хорошая она баба.
— Я в курсе.
Почти все вышли из столовой. Жора усиленно чистил салфетками куртку и ботинки.
— Ты чего марафет наводишь? — Эдик с удивлением смотрел на Жору. — В поселке переоденешься.
Жора не переставал чиститься.
— Я пока ждал результата, столько адреналина выработал, что аж протрезвел. В город поеду, к Зое. Это подруга моя.
— Не забыл? Сегодня в семь у Гены, ведь у него день рождения.
— Вот именно. Будет одной красивой женщиной больше. Давай…
— Чего?
— Как чего? Пятьдесят семь километров по бездорожью, вертай взад ключи от «Хаммера».
Когда охранники подобрали челюсти при виде меня, я намекнула, что в туннеле не очень жарко. При семи градусах, так сказать, тепла стоять в джинсах и тонком халате опасно для здоровья.
Охранники, опасливо на меня поглядывая, связались с Александром, тот сначала обрадовался моему нахождению, а затем минут пять ругался матом, предполагая способы наказания за плохую охрану объекта.
Саша сам спустился в туннель, прихватив теплую куртку. Сняв шлем скафандра, он поцеловал меня и продолжил возмущаться
В лифте я не могла согреться даже в куртке. И только наверху, в Зоне, когда мы прошли по длинным коридорам в лабораторию, я стала согреваться.
Широкие полукруглые коридоры с металлической, отполированной до зеркального блеска обшивкой поразили меня чистотой. Пол был выстлан особым резиновым покрытием, делающим шаги беззвучными. На дверях, попадающихся по пути, не было ручек. Тяжелый пластик отодвигался набором шифра.
Я быстро согрелась, но окончательно жарко мне стало при виде Гены. Он стоял в конце длинного коридора, держал в руках рацию и смотрел на меня взглядом голодающего при виде бесплатного шашлыка с гарниром. Я прибавила шаг и с размаху уткнулась в его зеленый халат. Гена обнял меня.
— Я чуть с ума не сошел, волнуясь. Где ты была?
— В вытрезвителе. Меня похитили, — я громко говорила, за словами скрывая свою нервность. — И я очень устала. Где здесь душ?
Гена поцеловал меня куда-то в щеку.
— Боже мой, наконец-то.
— Я твой подарок ко дню рождения.
— Я понял, понял. — Он рассмеялся. — Пойдем мыться, ты пахнешь, как шахтер после стахановского подвига.
Душ. Горячий, обильный, очищающий. Это чудо. Я стояла под струями воды и терла тело щеткой с натуральной щетиной.
Гена смотрел на меня из-за пластика душевой кабины, держа наготове широченное полотенце.
Закрыв краны с водой, я вышла ему навстречу — голая и розовая.
Укутав меня в махровую полотенце-простыню, Гена взял со столика кривые хирургические ножницы и разрезал размягчившийся гипс на руке.
Кожа под гипсом показалась детской. Десять дней без воздуха и солнца сделали ее беззащитной.
— Пошевели пальцами.
Я пошевелила пальцами перед лицом Гены, и он, ухватив мою руку, поцеловал.
Поцелуй затянулся. От руки Гена перешел к плечам, к шее, к губам, а дальше подключились его руки, под которыми с меня сползло полотенце, и через минуту мы оказались на этом самом полотенце.
Как же это было здорово! Боже мой! Именно такие минуты остаются в памяти как счастье.
И сразу после прекрасного занятия любовью я поняла, насколько устала.
— Поехали в поселок. — Гена протянул мне руку, помогая встать. — Там сможешь пообедать и отдохнуть. Анна уехала рано утром, я уже сообщил ей, что ты нашлась.
Я смотрела на Гену. Это было впервые в моей жизни. Я понравилась тому мужчине, который понравился мне. Обычно мне приходится самостоятельно долго и упорно завоевывать мужское внимание и любовь. А Гена первым предложил мне свои чувства.
В жизни что-то меняется. К лучшему?