Зона захвата
Шрифт:
Липатов почувствовал себя очень неловко – словно он капризный маленький мальчик, требующий понравившуюся игрушку, а если не купят, то не станет вести себя хорошо.
– Возьмите, я вас очень прошу. Вам ведь нужна эта ферма, да? Я покажу лаз, где можно пройти на территорию, я сам через него ушел в побег.
Незнакомец встал.
Он и его люди отошли в сторонку.
До Липатова донеслось обрывочное:
– Ничейная земля… Банды… Спецназ из Блока Регионов… Могут помешать.
Незнакомец вернулся, вновь присел на корточки:
– Ладно. Пойдешь с нами.
36
Образ
Эх, узнать бы, живы ли родители! Андрей почти отчаялся увидеть их. Странное ощущение, вроде не сирота, но при этом одинок.
Здесь идет война. Пусть в настоящее время наступило хрупкое перемирие, но в любой момент оно может прекратиться. Здешний Андрей не смог бы остаться в стороне. Сомнительно, что у него были шансы отсидеться в тихом местечке или удрать за границу. Это все же Советский Союз – даже сынки партийных бонз вынуждены служить в армии. В привычной реальности все было не так. С экранов телевизоров призывали к патриотизму, а сами посылали детей в кембриджи с оксфордами, прикупали недвижимость в Лондоне и открывали счета в швейцарских банках. Воистину, «Вперед, Россия!». Лицемерие, возведенное в ранг священной коровы. Страна, которую доили досуха, изредка бросая предвыборные подачки, чтобы снизить градус протестных настроений.
На ум вдруг пришел проклинаемый зомбиящиками Сталин. Этот «тиран» даже собственных детей не пожалел. Один сын на фронте служил простым политруком и погиб в плену. Другой летал, защищая небо Родины.
Не приведи Господь, если бы ТАМ вдруг случилась война: чьи сыновья мерзли бы в окопах или бы ходили в атаку, бились в воздухе и на земле?
Андрей вдруг подумал, что, может, не так уж и плох тот Советский Союз, «совок», над которым он когда-то не без удовольствия издевался. А то, что в его реальности он вдруг раскололся на кучу мелких осколков… объяснение тому весьма простое: к власти пришли гнилые люди. Такое случается.
Ни один деятель перестроечной и постперестроечной эпох симпатий у него не вызывал.
И он почему-то снова вспомнил Сталина и внезапно захотел прикрепить его портрет к лобовому стеклу своей «субару», но опомнился.
Какая «субару»? Ее сожженный остов лежит недалеко от полуразрушенного города. А Сталин… его не воскресишь. Жить надо с тем, что есть.
В данный момент у Андрея за душой было немного.
37
Неведомые твари убили не всех жителей деревни. Нашлось немало живых. Кто-то успел спрятаться в подполе, до кого-то существа не успели добраться.
Солдаты (Андрей не сомневался, что те, кто его спас, были кадровыми военными) помогли деревенским похоронить мертвецов. Рыть отдельные могилы не стали, выкопали одну братскую.
Липатов вместе с теми, кто принял его в свой отряд, таскал туда мертвецов. Тела быстро коченели. Степаныча, убитого одним из первых, еле уволокли. Было такое ощущение, что каждый труп весил чуть ли не с тонну.
Глядя на мертвую Лену, Андрей почувствовал, что глаза его увлажнились. Еле сдерживая себя, он все же подхватил девушку и донес до выкопанного котлована, а потом несколько минут стоял у края, пока его не окликнули.
– Перестань убиваться, парень, – велел командир отряда. – Ты ее все равно не воротишь. Лучше вытри сопли и займись делом.
Андрей кивнул и пошел к остальным. Во время работы было меньше плохих мыслей.
Капал мелкий противный дождь. Противно чавкала земля под подошвами. Казалось, сама природа плакала, провожая в последний путь погибших людей.
Вместо памятника над могилой поставили сколоченный из грубых досок крест. Командир отряда не возражал. Своего священника в деревне не было. Отпевать мертвецов не стали.
Солдаты и деревенские обступили выросший холмик, сняли головные уборы, постояли в тишине.
Потом офицер сменил дозоры, занял пару освободившихся изб под временный постой. Его отряд пробирался по ничейным землям уже несколько суток, отдых бойцам не помешал бы.
Мертвых тварей затащили в дровяной сарайчик, разложили на импровизированных волокушах.
Офицер присел на корточки, разглядывая тела. Рядом с ним примостился невысокий сухощавый мужчина в очках. Андрей почему-то решил, что это медик. Во всяком случае, терминами тот пользовался весьма похожими на медицинские, да и помощь подраненным деревенским оказывал на высоком профессиональном уровне, совсем не как армейский санитар-коновал.
Медик сфотографировал трупы существ в разных ракурсах, поворачивая их с одного бока на другой. Липатов с офицером помогали ему в этом. Андрей не ощущал никакой брезгливости, даже с интересом посматривал за работой медика, который еще и брал пробы то волосяного покроя, то плоти, то крови.
Фотоаппарат был пленочный, марки «Зоркий». Андрей где-то читал, что в его мире эти фотоаппараты очень ценились. Оптика к ним делалась под Москвой, кажется в Красногорске. Правда, потом их вытеснила китайская «цифра».
Липатов не знал уровня технологий этого мира. Возможно, тот несколько отставал от его реальности. В какой-то степени это подтверждало использование фотопленки. Андрей уже успел забыть, как с ней обращаться. Хотя нет, разве такое забудешь? Это был тот еще геморрой. Они с отцом запирались в ванной, врубали красный свет, химичили с кучей растворов. Мать ругалась, что ее не пускают. Зато сколько потом было радости, с каким удовольствием она вклеивала карточки в семейный альбом!
Господи, даже не верится, что это происходило с ним! На него вдруг нахлынули ностальгические воспоминания, от которых его отвлек голос офицера: