Зоны нейтрализации
Шрифт:
Еще раз просмотрели сообщения, ушедшие на базу. До самого конца, точнее – до того момента, когда Торнс потерял связь с экипажем «Проксимы» и пытался восстановить ее, серией выстреливая зонды. Запись обрывалась на фразе, в которой Торнс сообщал, что меняет орбиту, надеясь отыскать лучшую полосу приема.
С последним словом изображение на экране растаяло; о том, что нейромат и компьютеры все еще находились под током, свидетельствовали только скачущие линии, секундные вспышки, беспорядочные, ничего не значащие цифры, выскакивающие в самых разных участках экрана безо всякого смысла. Единственное, что
Шли минуты, из минут складывались чесы. Мы ускорили, насколько было возможно, скорость ленты. Из вспышек, цифр, прыгающих линий на экране сложился изумительный, кинематографический танец. Под веками нарастала острая, колющая боль.
Неожиданно, без малейшего перехода, изображение изменилось, выровнялось. Снагг молниеносным движением изменил скорость перемотки ленты. Динамик немилосердно заскрежетал. Недолгое молчание. Потом раздался чужой, мужской голос.
– Прием! Прием! Говорит Арег. Говорит Арег. Вызываю «Гелиос». Прием!
Рива что-то буркнул и многозначительно посмотрел на меня. Меня тоже поразила архаическая форма этого вызова, противоречащая обязательному коду.
Неожиданно из динамика вырвался крик, скорее, смешавшиеся вопли многих людей. Это происходило не на борту. Не на борту. Неизменный, прерывистый треск, слишком хорошо нам знакомый. Такой эффект дает фотонная серия. Голос женщины. Высокий, спазматический, переходящий в нечеловеческий вой. Смех.
В то же мгновение я почувствовал боль. Понял, что закусил губу. По моей спине пробежались крохотные, холодные мурашки.
– Давай его сюда, Бонс! – зазвучал чей-то голос на первом плане, заглушая крики остальных. Опять этот протяжный треск. – Кросвиц! Сзади! – взывал динамик. Марш мурашек у меня по спине ускорил движение. Я узнал голос Торнса.
– Прием! – Это кричал Арег. – Прием! Я один на борту. Я один...
В то же мгновение серия повторилась, но значительно ближе, словно стреляли вплотную к микрофону. Из динамика раздался чудовищный скрежет, от которого у меня все заныло под черепом, словно я сунул голову между полюсов нуклеарного вибратора. Внезапно все стихло.
По экрану спокойно проплавала запись действий Арега, после этой недолгой – назовем ее так – трансляции со спутника. Несколько часов подряд он всеми возможными способами пытался связаться с базой на поверхности, если вообще они успели выстроить там какую-нибудь базу. Потом выключил аппаратуру. Какое-то время не предпринял ничего. Наконец взял небольшую ракету, вооруженную одним лазерным излучателем, последнюю из находящихся на борту, и полетел. Но перед этим запрограммировал орбиту «Гелиоса» и пеленгационный передатчик корабля.
Прошло несколько часов с тех пор, как мы задействовали аппаратуру, расположенную в этой кабине. Без перерывов просматривали данные, которых уже не было, пустив ленту с максимальным ускорением. Счетчик указывал, что с того момента, когда Арег покинул корабль, прошли уже не месяц, а годы.
Еще раз мелькнуло нормальное изображение на экране. Скорость уменьшили.
Место Арега занял Торнс. Вел он себя по меньшей мере странно. Что-то мудрил с диагностическим автоматом. Потом несколько часов неподвижно лежал в кресле. Затем поднялся и направился в ванную, косясь по дороге на проектор, который,
6. ПОВЕРХНОСТЬ
– Хотел бы я поглядеть, как это выглядит... – пробормотал Рива.
Он расправился до конца с банкой концентрата, встал и направился в сторону умывальни. Зашумело. Сладковатый запашок теплого, очищающего газа дошел даже до наших кресел.
Я еще раз пересказал им, стараясь придерживаться наивеличайшей точности, все, что испытал, находясь в зоне действия сил, вызываемым объектом.
– Думаю, тебе такая возможность подвернется, – заметил Снагг безразличным тоном, не поворачивая головы. – Лишь бы не слишком часто.
Рива вернулся на свое место, глубоко вздохнул и уперся взглядом в центр бокового экрана.
– Утром садимся, – заметил он чуть погодя, без всякой видимости связи.
Какое-то время сохранялось молчание.
– Да... – отозвался наконец Снагг, – это объясняет потерю связи с базой. Наши корабли один за другим влезали в эту трясину и...
– Пока что это ничего не объясняет, – перебил его Рива. – Если мы прямо сейчас начнем делать выводы, то далеко не уйдем.
В глубине души я был согласен. Однако вслух сказал:
– Назовем это поле зоной нейтрализации. Что касается выводов, то я согласен с Ривой: надо подождать, пока мы не накопим больше данных. На основании того, что мы установили до сих пор, можно предположить, что все происходило так, как говорит Снагг.
– Интерпретация? – Рива скривился.
Я не ответил. Кивнул головой в сторону Снагга. Тот выждал минутку и начал:
– Обитатели Третьей встречают пришельцев с Земли таблетками, нарушающими связь. В них вмонтированы какие-то генераторы, вырабатывающие антиполя. И монитор, и два последующих корабля поддерживали контакт с базой, пока не оказались в пределах досягаемости зон нейтрализации. Мы не знаем, что случилось с экипажем контактной экспедиции. Зато «Проксима», скорее всего, посадку совершила. Мы слышали голоса... они были уже на поверхности спутника. Об этом хватит... пока.
– Пока... – согласился Рива.
– Зона нейтрализации сравнительно невелика. Маневрируя на орбиту, даже некоординируемым образом, корабль может неоднократно попадать в нее, может ее...
– Скорее – их, – вмешался я. – Вероятнее всего, они образуют защитный пояс. Не считая тех, что выстреливаются навстречу ракетам, прибывающим извне в систему Альфы.
– Как это случилось с нами, – пробормотал Рива.
– Ага. Мы располагаем большим числом данных, касающихся судьбы «Гелиоса». Вышли на орбиту. Экипаж приготовился к посадке. Несомненно, контролировали, как это обычно делается, маневры второго корабля. И неожиданно потеряли с ними связь. Их аппаратура продолжала работать нормально.