Зоны нейтрализации
Шрифт:
Теперь же настала очередь «Гелиоса». Как бы там ни было, мы не могли рисковать и соединить корабли, не удостоверившись, что сфера, в которой он находился, распалась вместе с неидентифицированным объектом, спаленным излучателями «Урана». Значит, предстоит прогулочка. Попытки дистанционного управления двигателями покинутого корабля не увенчались ничем. То же самое – с автоматикой шлюза. Не отвечала ни одна из систем «Гелиоса». Наши импульсы проходили сквозь корабль или же отражались от него, словно от первого попавшегося метеорита.
На этот раз я обошелся без пистолетика. Попросту подтягивался
Я проплыл вокруг корабля, внимательно осматривая его панцирь. С корпусом все обстояло в порядке. Мне не удалось отыскать ни следов аварии или несчастного случая, ни каких-нибудь проломов корпуса. Диафрагмы лазерных батарей и излучателей были черными, закоптевшими. Выглядели как дюзы после длительного рейса в атмосфере.
Входной люк был задраен намертво. Я даже не пытался связаться с автоматикой шлюза. Это ничего не дало бы. Я уже знал, почему «Гелиос» молчит. Его энергозапасы были исчерпаны до предела. Аккумуляторы перестали снабжать током бортовую аппаратуру, включая и автоматический пеленгационный передатчик, потребляющий смехотворно малую дозу энергии. Додуматься до этого было нетрудно. Хотя бы потому, что другой причины безмолвия корабля просто не выдумаешь. Правда, хотел бы я поглядеть на того, кто выступил бы с гипотезой, объясняющей обстоятельства, при которых питающие генераторы энергоемкости оказались опорожненными.
Я направился к транспортному люку. Та же самая история. В отличие от первого этот, однако же, можно было открыть снаружи, блокировав встроенную в корпус магнитную защиту. Такое было предусмотрено на тот случай, если корабль пришлось покинуть всему экипажу, а за время его отсутствия автоматы вышли из повиновения. Я не слышал, чтобы до сих пор хоть кому-нибудь привалило такое счастье, но дела это не меняло.
Я оперся о панцирь между насадкой дюз и предохранителем транспортного люка и вызвал Снагга. Приказал, чтобы он взял «Скорпиона», немного химического топлива и пару сменных блоков для автоматов пилотажа.
Несколько минут спустя пурпурный фон, на котором чернел массив «урана» ярко осветился – фиолетовой вспышкой. Снагг стартовал. «Скорпион» был не достаточно большим аппаратом, чтобы я мог разглядеть его очертания, скользящие меж звезд. Напрягая зрение, я смог заметить лишь что-то вроде темного облачка, наплывающего на отдаленные светила.
Снагг вел «Скорпион» широкой параболой. Ведя по касательной к корме «Гелиоса», затормозил несколькими ударами двигателей. Развернул ракетку носом в мою сторону и, выключил двигатель, планировал словно мертвое насекомое, и в самом деле напоминающее скорпиона благодаря выступающему из корпуса заостренному жалу излучателя. Это был один из самых маленьких летательных аппаратов из имеющихся у нас на борту.
Когда он оказался достаточно близко, чтобы я мог добраться до него одним выстрелом из пистолетика, из-под носа «Скорпиона» высунулись два длинных, эластичных усика магнитных присосок. Прошло еще несколько секунд, и в открытом люке аппаратика, теперь уже неподвижно пристроившегося тут же, у насадок кормовых дюз, я увидел
– Чехарда, – буркнул он, раздвигая антенны подручного блока связи, используемого в пространстве для координации работы автоматов.
Я не ответил. На фоне идеальной тишины и спокойствия, царящего вокруг «Гелиоса», все мои предыдущие маневры должны были показаться им по меньшей мере странными. И не подлежало сомнению, что оба они жаждут объяснений.
Автоматы расправились с люком за тридцать секунд. Минутой позже первый шлюз транспортного отсека был открыт перед нами настежь.
Я сказал Снаггу, чтобы тот не вводил «Скорпиона» внутрь корабля. Пусть подождет несколько минут и идет за мной следом. Он кивнул в знак того, что понял. Я видел, как он манипулирует с аппаратурой связи, чтобы передать полученные данные Риве.
Я перевернулся возле края люка и головой вперед, как ныряльщик, вплывающий в грот, окунулся в мрачное нутро шлюза. Сразу же за порогом, от которого отходили плоские направляющие люка, включил рефлектор. Остановился и внимательно оглядел стены помещения. Меня охватило странное чувство. Как бы этакая радость, но и непонятное воодушевление одновременно. Думаю, что-то похожее могли испытывать первые исследователи, углубляясь в коридоры древнеегипетской пирамиды.
Но этот корабль был мертв всего лишь шесть лет. Если не меньше. Что бы он ни скрывал в своих кабинах и помещениях – этим окажутся не золотые саркофаги. Даже, если форма гибернационных коконов и в самом деле кое-кому напоминает старинные гробы.
Транспортный отсек был пуст. Так же, как и два последующих. Между вторым и третьим герметизирующая переборка оказалась раздвинута. Обычно на корабле здесь помещались наиболее тяжелые средства передвижения. Должно быть, кто-то выслал их в пространство в лихорадочной поспешности. Но, кроме этого, в транспортных отсеках царил идеальный порядок. Длинные гирлянды проводов тянулись ровными плетями, оплетали потолок и стены, уходили в плоские коробки усилителей и корректоров, выныривали на поверхность, чтобы неожиданным изгибом исчезнуть в шарообразных наростах на плите, отделяющей транспортные отсеки от энергетических. Я проверил их метр за метром, пытаясь отыскать следы аварии или механических повреждений. Под конец подплыл в угол помещения и задержался перед овальной нишей, в которой был вход во внутренний шлюз.
На то, чтобы открыть люк, мне требовалось гораздо больше времени, чем я предполагал. Отвык от ручного обслуживания механизмов. Впрочем, и сами механизмы имели право «отвыкнуть» от работы. Так или иначе, мне удалось, в конце концов, отодвинуть люк, с ненамного меньшим усилием, чем если бы я делал это в гравитационном поле, и протиснуться в шлюз.
Я остановился посередине шарообразного помещения, немногим большего, чем аналогичные камеры на кораблях типа «Уран» и направил свет рефлектора на стену. Поначалу содрогнулся и невольно потянулся за излучателем. Но это был всего лишь скафандр. Сноп света выхватывал их по очереди, один за другим; вывешенные ровным рядом, они напоминали доспехи в музее. Шлемы, серебристые туловища, раздутые, как у манекенов, тонкие, гибкие провода.