Зов Армады
Шрифт:
Бледное солнце тускло мерцало сквозь пелену серых туч, пытаясь дотянуться до путников теплыми лучами, затронуть напоследок их плечи, головы, оборачивающиеся лица. Согреть и порадовать. Напоследок…
Глава 6
Треш, удобно устроившись на сухой коряге с котелком супа, неторопливо ел и внимательно рассматривал каждого из бойцов. С ними ему предстояло совершить долгий и опасный путь, и следовало досконально изучить всех. Пока только один Холод внушал доверие, главным образом из-за того, что оказался другом отца. Треш без сомнений мог повернуться к нему спиной – без риска получить пулю. И это обнадеживало. Фифа, боевая шустрая девчонка, надо отметить, симпатичная, тоже не вызывала
Малой. Этот паренек в отряде недавно, бойцы Холода подобрали его полмесяца назад, когда выполняли очередной рейд к Чащобе. Одичавший и грязный пацан сидел на опушке, на крайнем кедре, и кидался шишками. С трудом его сняли, отмыли, постригли, одели и только тогда увидели, что мальчишка похож на человека. Он умело действовал бумерангом, в совершенстве владел клыком саблезуба на тонкой стальной цепочке, обладал изумительным слухом и отменным зрением. Долго прожил один среди дикого леса, не помнил, откуда родом и как звали родителей. Добрыня подарил мальчишке найденный в заброшенном схроне арбалет и научил из него стрелять. Малой быстро освоил подарок и метко поражал железными стрелами мишени и дичь. Бойцы пытались приучить его к огнестрелу, наперебой хваля и рекламируя свои винтовки и ружья, но пацан все-таки оставался верен холодному оружию, поэтому командир Заслона подарил ему еще и спецназовский нож «Рысь».
Не прошло и двух недель, а Малой знал уже все премудрости «работы» в отряде, четко соблюдал законы, изо всех сил старался угодить, помочь, жадно учился всему, что не знал или не умел, и стал для всех «сыном полка». Бойцы, втайне жалея парня, так привыкли к нему, что уже и не мыслили существования без этого озорного шустрого мальчишки. И сейчас он залез на толстую ветку сосны и, улыбаясь во все свое веснушчатое лицо, сверху сыпал хвою на отмахивающуюся Фифу.
Холод вернулся с бревном огромных размеров, подарил Анжеле ветвь папоротника с белым цветком и принялся сооружать плот. Ему взялись помогать – отложивший в сторону газовые баллоны вместе с огнеметом «пиротехник» Талгат, толстяк Пух с едва сходящимися на животе полами плаща и трое бойцов: Варан, Джо и Дюран. Долговязый, вечно хмурый Штепсель крутил веревки, а его брат-карлик Мизер сидел и чему-то радовался, бормоча под нос невнятные шутки. У Мизера отсутствовали ноги до самых ягодиц, и никто не знал почему. Оба они были замкнутыми и неразговорчивыми. Штепсель постоянно носил Мизера за спиной, в открытом коробе. Издалека они напоминали двухголового великана, свысока следящего за всеми.
Пожилой проводник с вечной щетиной на лице и шее искусно вязал лозу для плотов, напевал под нос песенку и периодически посматривал вдаль, в ту сторону, куда им предстояло плыть по Реке. По словам Холода, Хук неоднократно выручал бойцов Заслона в рейдах, доказав на деле свои знания леса и местности, преданность и чистоту помыслов. Единственным его косяком являлась алчность, поиск выгоды во всем, с чем бы он ни сталкивался. Он не был постоянным действующим бойцом отряда, но по первому призыву принимал участие в рейдах и обучал бойцов навыкам существования в Чащобе и прочим премудростям выживания в лесу. Раз в месяц Холод исправно оплачивал его услуги, не забывая постоянно хвалить проводника и всячески поощрять его, что Хуку очень нравилось.
Двухметровый верзила в кольчуге, прихваченной из городского музея, надетой под длинный плащ, рубил боевой секирой бревна. Почему его звали Добрыней, можно было догадаться, характер неутомимого и абсолютно спокойного, как подорванный танк, богатыря пришелся по вкусу Трешу. А исполнительность и надежность ходячей глыбы внушали доверие не только на переходах, но и ночью, на привалах, когда только твердая рука и острый глаз гиганта, не спящего на посту, позволяли безмятежно спать остальным.
Дед Игнат, бывший священнослужитель одного из монастырей на Псковщине, воткнул в песок замаскированный под крест меч и, держа Библию, что-то шептал. Каким воином он слыл в отряде, сталкеру было невдомек, но поверив в то, что бесполезного бойца Холод бы не держал, Треш сам себе кивнул, решив, что святоша – человек непростой. Игнат мог и повеселить на привале, и приструнить зарвавшегося. Его монотонный тихий шепот что на привалах, что в пути говорил скорее о спокойствии и уверенности, чем о боязни. Фифа сказала, что дед виртуозно владеет мечом, всегда рассудителен, трезв и выделяется завидным умом.
Изучив виртуально всех бойцов отряда и убедившись по крайней мере в их адекватности и боевом настрое, Треш принял участие в сооружении плотов.
Вскоре хлипкая речная флотилия взяла курс на юго-восток, увлекая людей в долгое путешествие навстречу судьбе…
Первую ночевку решили устроить на берегу, на дивном песчаном плесе, растянувшемся на полкилометра между Рекой и лесом. На той стороне тянулись бесконечные степи, пораженные засухой и радиационными ветрами Судного дня, а здесь, на правом берегу место для бивака подобралось просто удачное и замечательное во всех смыслах. Изучив окрестности, Хук дал согласие на стоянку, Холод распорядился насчет охраны, принятия пищи и заготовки дров для ночного костра, а Треш вынул «изоплит» и долго смотрел на мешочек с драгоценным диковинным содержимым, способным творить чудеса.
Отряд после утреннего разгрома ренегатов, ходьбы вдоль Реки и сплава по ней порядком устал, люди разложили оружие на берегу, собрались зажечь костер. Под бормотание деда Игната все стали готовиться ко сну, но стоявший в дозоре Дюран заметил одинокого конного путника и дал сигнал товарищам.
Всадник, выскочивший из кустов на плоский песчаный берег, резко осадил взмыленного коня, развернул было его обратно, но часовой с карабином наперевес, выросший перед глазами, остановил незнакомца и приказал спешиться.
– Стоп, машина! Приехали, – строго сказал часовой, направляя ствол карабина на конника. – Кто такой, откуда, куда?
– Ты… кто? – вопросом на вопрос ответил незнакомец, сползая с седла и тяжело дыша, будто не он скакал на коне, а тот на нем.
– Я ща дырку во лбу тебе сбацаю и сам загляну в нее! – съязвил Дюран, бросая мимолетные взгляды на кусты. Мало ли кто там мог красться еще.
– Лакмус. Гонец с Котласа. Северные земли.
– Не хило себе ты забрался, Лакмус! Один, что ли?
– Один… совсем один уже, – вздохнул путник и закашлялся. Вид его говорил о сильной усталости и нездоровье.
Дюран сморщился, увидев, как Лакмус, сплюнув кровавую слюну, тяжело дышит и кряхтит, свистнул еще раз, подзывая товарищей.
– Вы кто? Надеюсь, не ренегаты и не…
– Нет. Незачем тебе знать, кто мы и что мы! Так… вольные.
Подоспел Холод, вник в дело, отпустил часового нести вахту дальше, а сам, в коротком разговоре выяснив намерения всадника, проводил того до костра. Рука Дена все время лежала на рукояти пистолета. Дикие времена, дикие нравы.
Тот боязливо, под пристальным взором вооруженного Холода, приблизился к биваку и, рассмотрев и поприветствовав отряд, назвался и попросил разрешения передохнуть часок у костра. Фифа накормила его щавелевым супом и вяленой рыбой, недоумевая по поводу его болезненного состояния и боязни, а он вкратце поведал историю своих скитаний:
– Я гонец-разведчик… из Котласа, что в Северных землях. Это бывший транспортный узел, а ныне один из полуразрушенных поселений Оставшихся в живых. Город… за окраиной Пади, окруженный эберманами – полуголыми татуированными дикими варварами в звериных шкурах, плохо вооруженными, но многочисленными, свирепыми… ужасными и злыми… Эберманы поедают сердца еще живых людей, веря в переселение душ и воссоединение с матерью-природой. А еще… они наполовину мутанты и легко преодолевают аномалии, уживаясь со зверями и взбунтовавшейся природой…