Зов Армады
Шрифт:
Вдруг вдалеке, там, куда ускакал разведчик Котласа, раздался протяжный вой одинокого зверя, а в ответ ему завыло еще много глоток из разных мест. Затем послышался крик боли и ужаса – голос Лакмуса. Добрыня вскочил, взявшись за ружье, но удивительно спокойный голос Малого остановил его:
– Лучше не надо. Ему уже ничем не помочь. Это – гиены. И судя по звукам, десятка три. Не нужно рисковать и вмешиваться. Пока мы доберемся туда, не имея лошадей, гиены разбредутся, оставив кучу обглоданных костей… Жалко дядьку…
– Малой, а ты… а тебе не страшно? – Анжела вопросительно взглянула на парнишку.
– Не-а. Хотя я видел их за охотой –
– Это где-то метров триста отсюда, не больше. – Добрыня лег на свой плащ, положив рядом меч.
– Да ну, километра полтора от нас. В степи все слышно хорошо. Вот если, например, метрах в ста от нас, за огромной елью, притаились эберманы, то они прекрасно слышат, как ты жуешь смолу, дядь Добрынь!
При этих словах все, за исключением Малого, повернули головы в сторону леса, до боли в глазах всматриваясь в темноту.
Треш едва дождался, когда все заснут – так было страшно и тяжело на сердце. Первыми заступили на ночное дежурство Варан и Джо. Уселись спина к спине и положили оружие на колени. «Мда-а-а… Что будет дальше?» В этих дрожавших, бледных мужичках с трудом узнавались сейчас два крепких, опытных и храбрых воина, какими их описывал командир.
Утром, плотно позавтракав благодаря стараниям Фифы и деда Игната, отряд снова двинулся в путь. Солнце еще только-только показало макушку над бескрайним морем густого леса, расположенного справа. Небо после вчерашней пасмурности теперь сверкало голубизной сапфира, пожухлые желтые камыши радовали взор, воздух был так прохладен и свеж, что все дышали полной грудью, улыбаясь погоде. А еще радовались тому, что сумели пережить страшную ночь по соседству с голодными тварями.
Хлипкие, наспех связанные плоты медленно плыли вниз по течению когда-то великой реки, настолько обмелевшей, что трехметровые шесты вполне годились для сплава. О Доне, почерневшем и высохшем за каких-то три года Хаоса, зараженном химикатами и гербицидами, остались лишь воспоминания. О рыбалке, круизах на теплоходах и сочных яблоках «антоновка». Холод унесся в далекие грезы, но горькое чувство безвозвратной потери и вид безжизненных сухих берегов реки вернули его в явь. Товарищи усердно гребли, Фифа осматривала в оптику «зеленку», Малой, уставившись в небо и периодически почесывая шею, раздумывал о необходимости охоты на парящего над головами орла.
Редкие всплески хищных рыбин, вой, доносящийся из Чащобы, и далекие выстрелы лишь изредка отвлекали гребцов. Четыре плота и надувная камера из потрескавшейся резины плавно качались на воде параллельно обоим берегам. Проплыв несколько километров, уперлись в скопившийся на изгибе реки топляк из старых деревьев. Он образовал затор, в котором вода бурлила и пенилась, а речной мусор, включающий останки животных и людей, обломки лодок и бытовые отходы, плотным нагромождением застрял в полусгнивших ветках и стволах.
Дальше двигаться стало невозможно и опасно. Спешились на правом берегу, немного поспорив насчет места для высадки. Проверили опушку леса с жутко скрипящими корабельными соснами, собрали снарягу и, оставив плавсредства на берегу для кого-нибудь достойного, двинули вниз по течению.
Тринадцать пар ног, обутых в берцы, сапоги и мокасины, снова как и вчера месили желтый прибрежный песок. Когда замыкающий Штепсель с заплечным братом, еще дремавшим в своем коробе, скрылся за крутым зеленоватым бугром, жизнь на берегу, возле которого остались
Прошли уже больше десяти километров. Все так же слева тянулась на юг бесконечная лесостепь, а здесь, на правом берегу, волновалось от ветра сплошное зеленое покрывало леса.
Сели обедать. Уничтожили последний сухой паек, доели вяленую рыбу и копченый сыр, добавив к этому черепашьи яйца и огромных вареных раков. Место привала выбрали между густым ивняком и рекой. Дальнейший маршрут, судя по всему, пролегал через сосняк. Согласно карте Треша, это был самый короткий путь. А в обход, по голым степям, мотать лишние десятки верст как-то не хотелось – натыкаться на своры гиен и отряды кочевников было совсем не с руки. Хук одобрил выбор сталкера.
Дед Игнат благословил всех по окончании обеда, а Холод выделил десять минут на отдых. Малой кидал в воду камушки, развлекая Анжелу, зашивающую лямки рюкзака Холода и иногда серьезно поглядывающую на него. Эта девушка нравилась всем – в ней, шустрой и не по-женски смелой, было что-то привлекательное и необычное. В воинственной, походной экипировке она выглядела бравым солдатом. Холод – единственный в отряде, кто знал Фифу уже давно, со времен походов по территории Анклава, где фонила аварийная атомная Станция. Сегодня это была уже не та девятнадцатилетняя цаца, думавшая о косметике, дискотеках и мальчиках на крутых спортивных тачках, а матерая опытная амазонка, на равных выступающая в отряде следопытов и сталкеров. Надежное плечо, острый глаз и значимое слово. Холод заряжал запасные магазины автомата, захваченные в лагере ренегатов, и мурлыкал под нос слова из песни Виктора Цоя про город в дорожной петле.
Игнат что-то проповедовал бойцам, которые смеялись над серьезным, неуклюжим дедом и его философскими размышлениями насчет бытия и Апокалипсиса.
Штепсель обучал брата стрельбе из лука. Мизер, натягивая тетиву во весь размах своих коротеньких рук, торопливо отпускал ее, и прутик отлетал метров на семь. Довольный Штепсель пообещал, что даст пульнуть настоящей стрелой.
Талгат издевался над толстяком Пухом, щекоча его за бока и увертываясь от оплеух друга.
Добрыня сидел на песке, возвышаясь серым валуном на берегу, и вспоминал, судя по выражению лица, мрачные и грустные эпизоды жизни.
Хук, громко ломая ветки, ушел в ивняк по нужде.
Треш, разминая мышцы, делал растяжку и визуально изучал каждого члена группы, стараясь уловить примерный ход их мыслей и чувств. Ведь это был и его отряд, несмотря на то, что командовал им Холод. С этими людьми сталкеру предстояло пройти едва ли не самую важную часть его жизненного пути. Он тревожился о том, что с ними будет дальше, ведь кто-то должен упасть первым. Дорога к Раю сложена из костей. И она обязательно возьмет дорожный налог… Чьей-то жизнью…