Зов издалека
Шрифт:
— Это трудное слово. Ты сам-то пробовал?
— Будь у меня бумага и ручка, я бы тебе доказал, но я ничего такого не держу.
«Потому и не держишь, что не знаешь, как писать трудные слова», — подумал Винтер, полез в карман пиджака и достал блокнот и ручку.
Биргерссон осклабился и отгородился ладонью.
— Итак, ты оказался на месте… а какая от этого польза?
— Не понял.
— Знак в лодке ничего не доказывает и ни на что не указывает.
— Конечно, нет… но это тот же знак, что и на дереве.
— Может, пацаны сами его намалевали.
— Тогда они хорошо врут.
— Люди врут все лучше и лучше, — задумчиво произнес Стуре и прислушался, как прозвучало это умозаключение. — Это-то и делает нашу работу такой увлекательной. Надо все время быть начеку, правда? Просто замечательно — никому нельзя верить. Все лгут при любом удобном случае.
— Недавно кто-то утверждал, что может грамотно написать слово «интуиция».
— Эрик… ты мне как сын, но не испытывай мое терпение, — сказал Биргерссон с интонацией мафиози.
Винтер прикурил еще одну сигариллу «Корпс».
— Конечно, пацаны могли и сами нарисовать знак. Или другие пацаны, которым хотелось чем-то отметиться. Или кто-то просто-напросто водит нас за нос.
— А может, все гораздо хуже, — сказал Биргерссон.
— Да. Все может быть гораздо хуже.
— Либо гораздо хуже, либо… Ты ведь понимаешь, о чем я.
— Маньяк.
— Маньяк, который устал от своих подвигов и теперь играет с нами в игру. Либо маньяк начинающий.
Винтер промолчал. В кабинете царила полная тишина. Снаружи сюда не проникало ни звука. Биргерссон сидел против света, и Винтер почти не различал его лица.
— Мне же не нужно тебе напоминать, как важно поскорее опознать эту женщину.
Хелену, подумал Винтер. Мать неизвестных детей и жертву убийцы.
— А где же, черт возьми, ее дети? — Иногда Винтеру казалось, что Стуре умеет читать мысли. — Если они, конечно, есть.
Винтер осторожно прокашлялся. Внезапно вкус дыма во рту показался ему отвратительным. Словно какой-то ядовитый газ.
— Велльман нервничает… Из-за прессы… из-за медиа, как ее теперь обзывают. Он бы хотел, чтобы вы уже показали какие-то результаты.
— Можно опубликовать снимок. Снимок трупа. Я, кстати, собираюсь это сделать.
— Что?!
— Афиша о розыске.
— С мертвой физиономией?
— Другой нет.
— И речи быть не может, — отрезал Биргерссон. — Ты подумал, как это будет выглядеть? Что скажут люди?
— Может, что-то и скажут. И это нам поможет.
— Мы все равно ее найдем. Вернее, узнаем, кто она.
— Делаем все, что в наших силах. — Произнося эту дежурную фразу, Винтер всегда мысленно усмехался.
— Знаю, знаю. Но… как же еще сказать, Эрик. Такое ощущение, будто ты распыляешься. Слишком много направлений.
— А это что значит?
— Ну… иногда ты слишком уж профессионален. Ищешь альтернативные решения в инициирующей фазе следствия. Шарики крутятся, люди бегают туда-сюда…
Инициирующая фаза! Это-то слово он точно не напишет.
— Значит, ты хочешь сказать, что для пользы дела следствие лучше бы возглавить кому-то другому? Без шариков? — Он в первый раз за разговор закинул ногу на ногу.
— Ну что ты… нет, конечно.
— А что ты тогда хочешь сказать? У нас есть автомобильный след, есть этот символ… Мы проверяем машины, стоявшие там ночью, беседуем с окрестной публикой… Все наши ресурсы направлены на то, чтобы узнать ее имя.
— Да, разумеется.
— Я бы дал объявление о розыске, но ты считаешь это неуместным.
— Ты же знаешь, что я…
— Знаю, что это не ты. Самый тяжкий хомут в нашей профессии — перепуганные начальники, над которыми другие начальники, а те совсем уж ничего не понимают. Я имею в виду не тебя.
— Ты и сам шеф. Кронпринц, как некоторые поговаривают.
— Я дальше уже не продвинусь. Шарики, как ты говоришь. Там, повыше, шарики никому не нужны. Послушание… иерархия…
— Эрик! Остынь! — Странно, Биргерссон употребил то же слово, что и сам Эрик, успокаивая Хальдерса. — Я просто призываю двигаться дальше. Ты же сам сказал насчет машин. Это хорошее, конкретное направление…
— Сотни тысяч одинаковых моделей «форда». Это конкретно.
Биргерссон словно не слышал его реплики.
— Хорошая идея… ночные камеры, машина…
— Не надо меня умащивать.
— Но это и в самом деле может что-то дать!
— Я же уже сказал — делаем все возможное. Так или эдак мы это решим. Я чувствую. Интуитивно.
Вдруг Биргерссон поднял голову и пристально на него посмотрел.
— А эти… сотрудники, пировавшие на спортбазе… Никто пока не дал о себе знать?
— Еще не получил рапорт от Бергенхема. Ты имеешь в виду, что если кто-то что-то видел или слышал, то должен был бы сам появиться? Или как?
Он вспомнил рассказ Хальдерса про чудака-собаковода с его «или как» и мысленно улыбнулся.
— Не притворяйся невинной девушкой, Эрик. Ты же не веришь в чудеса? Кто что вспомнит после хорошей пьянки с сотрудниками?
— Меня не спрашивай, — сказал Эрик Винтер. — Не имею опыта.
18