Зов Орианы. Книга вторая. Арктический десант (CИ)
Шрифт:
– Всё логично и весьма похоже на правду, - согласился Магистр, но зачем-то добавил: - Если бы ещё больше не было похоже на шизофрению.
– Смею вас заверить, такая версия у меня была, - усмехнулся Рябов, вспомнив о своих недавних страхах и мыслях о приведениях.
– И имейте в виду, - строго поднял указательный палец Млечин, - мне доложили, что эти ваши подопечные угнали мой 'Ленд Крузер'. Я им нечасто пользуюсь, и подумываю о новой машине, но чтоб в ближайшее время...
Он не договорил, но Рябов понял - машина должна целой и невредимой вернуться в гараж. Он торопливо кивнул, соображая, каким образом это сделать и тут же
'А ведь на этом 'Ленд Крузере' раньше катался Канин. Это ещё одно подтверждение, что я поступил правильно, отпустив их в свободное плавание, не снимая с крючка'.
2.
Старый двор за время его отсутствия внешне не изменился. Четыре пятиэтажки сорокалетнего возраста, образующие прямоугольник двора, темнели на фоне пасмурного неба; дождь перестал, но тучи ещё хмурились, скрывая звезды.
На детской площадке, скупо освещённой стареньким покосившимся фонарём, не было ни души. Оно и понятно - время позднее: малышню разобрали по домам, а те, что постарше... они теперь предпочитают в барах да в клубах тусоваться...
Андрей ощутил тёплый ветерок, настойчиво и упруго подувший из далёкой юности. Вспомнилось вдруг, как собирался он с друзьями на этой площадке по вечерам. Бренчала гитара, Васька с пятого этажа пел надтреснутым голосом песни про Владимирский централ, про чёрный пистолет с Большого Каретного, о том, как 'в гавань заходили корабли' и прочие песни, входившие в репертуар 'дворовых народных'. Остальные подхватывали, часто нестройно и невпопад, но зато весело и задорно.
Шум и гомон, поднимаемый подростками, странным образом не мешал жильцам; во всяком случае, никто не поднимал паники, не выходил ругаться с не в меру расшалившейся ребятнёй. Это уже позже, вернувшись из училища, Андрей с удивлением обнаружил, что шумящие во дворе дети стали камнем преткновения и объектом недовольства новых соседей. Люди стали раздражительнее и нетерпимее, на парадных появились кодовые замки, на лестничных клетках - решётки и тамбурные двери. Даже клумбы перед парадными поделили и огородили заборчиками 'кто во что горазд'.
Двор тоже изменился: исчезли знакомые лица друзей, а подросшие малыши уже были неузнаваемы. Знакомых бабушек, вечно сидящих на скамейках и перемывающих косточки соседям, стало меньше; места выбывших заняли другие - те, кому раньше было не до посиделок и сплетен. Увеличилось количество машин и гаражей; деревья стали выше, а песок в песочницах почему-то исчез...
Подходя к подъезду, Андрей поднял голову, глянув на знакомые окна четвёртого этажа - свет не горел, и правильно, уже поздно, мать и Сашок наверняка спят. Зато тетя Нюра, соседка, проживающая в однокомнатной квартире напротив, как всегда, смотрит ночные сериалы - окно её спальни скупо освещено синим.
У тёти Нюры они с матерью всегда оставляли ключи от квартиры - на всякий случай. Андрей раньше часто, чтобы не тревожить мать, стучался к соседке за полночь. Та не обижалась, открывала на условный стук - один, три и ещё один удар - и лишь иногда подшучивала, что с невестой Андрей её первой должен познакомить, а уж потом вести на смотрины к матери. Как в воду глядела - она первой познакомилась с его Веркой, когда оба зашли к ней за ключами...
...Иванов поднялся на свой этаж, по привычке перешагивая через две ступеньки сразу, и постучал в знакомые двери, обитые коричневым дерматином. Через несколько минут послышались шаркающие шаги, звякнула щеколда, и тетя Нюра выглянула в щелку двери.
– Ты, что
Только она всегда так звала его, и майор в который раз за этот вечер почувствовал, как полоснуло по сердцу. В детстве мама называла его Андрюша или Дюша, а когда сердилась, четко выговаривала: Андрей или совсем по-взрослому: Андрей Николаевич и прибавляла: 'Вот если бы Николенька был жив...', имея в виду отца. А тётя Нюра всегда именовала его как маленького: 'Андрейка', даже когда он вырос на две головы выше её.
– Я, тёть Нюр, ключи дадите? А то у мамы свет в окнах не горит, наверное, уже давно с Сашкой спят.
Тётя Нюра охнула и широко распахнула двери.
– Ой, милок, да ты, наверное, ничего не знаешь, а я-то сразу и не туда, а мамка-то твоя, вишь как бывает, - невпопад запричитала она.
У майора сердце, казалось, провалилось куда-то вниз, а затем резко подпрыгнуло, не давая дышать.
– Ты о чём это, тёть Нюр, - просипел он через силу.
– С матерью что-то?
– Нету уж её, Андрейка, - тихо сказала соседка, утирая глаза кончиком платка.
– Схоронили третьего дня. А мы ещё удивлялись, почему тебя нет, да всё твою Верку спрашивали, не уехал ли ты куда опять воевать. А она, стерва, только отмахивается да вещи собирает. В машину загрузилась после похорон и уехала. Мы и поминки сами, без неё справили - собрались с соседками, кто что мог поприносил, чтобы по-людски проводить нашу Зою Леонидовну...
Андрей схватился за лестничные перила, чтобы удержаться на ставших вдруг ватными ногах.
– У-умер-ла?
– с трудом выговорил он.
– Мама умерла?.. Схоронили? Как же так, я же ничего не знал!
Он рванулся к двери маминой квартиры и стал остервенело дёргать за ручку.
– Ключ-то, ключ, Андрейка!
– закричала тётя Нюра. Она подошла к нему сзади и протянула ключи от квартиры. Иванов сжал в руках ключи и вдруг осознал, что войти сейчас в квартиру не сможет - без мамы это была не его квартира...
– Пойдём-ка ко мне, Андрейка, переночуешь, утро вечера мудреней. Ты ж человек военный, понимать должен - все там будем, чего уж теперь...
Он дал увести себя на кухню, покорно опустился на стул, заботливо подвинутый тётей Нюрой, также покорно выпил рюмку водки. И только потом глухо спросил: - Как же так, а?
– Сердце схватило, - заботливо пододвигая ему тарелку с малосольными огурчиками, отозвалась соседка.
– Сашка твой с ребятами во дворе играл, она его из окошка позвала. Пока прибежал, пока скорая приехала, пока на четвёртый этаж врачи дошли, она, голубушка уже преставилась. Золотым человеком была мамка твоя, вот ей и смертушка лёгкая выпала. Я б и себе такой пожелала - не болеть, никому не быть обузой.
– А Сашка мой где?
– встрепенулся Андрей.
– Да твоя стервотина его с собой в машине увезла.
– Тётя Нюра утёрла набежавшие слезы и со злостью выговорила: - И ведь даже не подождала, шалава, пока девять дней пройдёт, почитай, всю квартиру выпотрошила. И документы, и деньги, что Леонидовна на смерть откладывала, тоже забрала. Я, говорит, теперь наследница, квартирантов сюда пущу!
Андрей сидел и смотрел перед собой, не сразу улавливая смысл сказанного.
– А я ей возьми да и скажи: какая ты наследница, если с мужем своим законным развелась, - возмущённо продолжала соседка.
– С тобой, стало быть. А она мне - я мать Сашкина, потому все права на квартиру имею. Это она-то - мать, етит её мать, прости Господи!