Зов Прайма
Шрифт:
Город праздновал один из своих самых любимых праздников — осеннее равноденствие. Именно сейчас день становился равен ночи, время луны приравнивалось к времени солнца. Именно в эти дни природного равенства, если верить старинным преданиям, заключались самые лучшие союзы между мужчинами и женщинами. Союзы, в которых ни один из пары не будет затмевать другого, и в которых родятся самые разносторонне развитые дети. Так что неудивительно, что этот карнавал в Тотооле из года в год посещали многие молодые адорнийцы и адорнийки, еще не успевшие найти свою пару, и надеющиеся на благосклонность судьбы.
И
Однако вовсе не всеобщее празднество привлекало молодого юношу в коротком жакете без рукавов, застывшего в тени не захваченной карнавалом улицы. Доносившаяся музыка, казалось, совершенно не трогала его сосредоточенное лицо, наполовину прикрытые глаза и скрещенные на груди руки. Он слегка пошатывался — или в ритм своим мыслям, или в такт бьющего в голову сидра.
Стражник дома напротив мерными шагами отмерял путь вдоль стены, и, сонно потянувшись, развернулся назад. Небольшой ветерок, погладивший его по затылку, не насторожил бывалого воина, но если бы он обернулся, то, наверное, увидел бы, что скучающий юноша неожиданно исчез с противоположной стороны улицы, просто растворившись в воздухе.
Как мог испытанный во многих боях стражник не заметить подозрительного юношу прямо у себя под носом? Но ведь там действительно никого не было! Пустое место, слегка темноватое, но не настолько, чтобы не заметить стоящего там человека!
Как мог тот же стражник не услышать топота ног и шума карабкающегося через стену человека? Он что, совсем уснул на своем посту, пропив последние деньги из вовсе не маленького жалования? Просто поднявшийся ветер неожиданно заложил уши.
Зеленоглазая Удача сопутствовала юному вору.
Проклятые богатеи! Только и знают, что пинать ногами тех, кто ниже их. А ведь когда-то они сами были такими — все ведь с чего-то начинают. Так почему же, получив богатство и власть, люди становятся столь высокомерно-невыносимыми? Ллин ничего не имел против богатства и власти, но просто бесился в душе от их побочных эффектов.
Обокрасть самого богатого купца Абу-Асифа в его собственном доме! Что может быть более приятным, чем щелкнуть по носу такого зажравшегося негодяя?
Символ богатства. Поначалу, Ллин даже не представлял, что именно может служить символом богатства. Уж точно не деньги — их слишком много, и чтобы проклятый торговец заметил пропажу, пришлось бы обзавестись телегой. То же самое с драгоценностями и всем прочим, что приходило на ум до вчерашнего дня. Но вчера на Ллина как будто снизошло откровение. Там, в таверне, во время игры в кости он, наконец, понял, что именно является символом богатства.
Перемахнув через стену, Ллин оказался в небольшом садике, разбитом под окнами дома. Два скучающих стражника у главного входа смотрели в другую сторону. Но юноша вовсе не собирался входить в дом через парадную дверь.
Прокравшись
Раскрытое по случаю жаркой осенней ночи окно третьего этажа манило молодого вора обещаниями богатства.
Обеспокоенные странным шорохом на противоположной стороне сада, стражники у ворот напряженно вглядывались в темноту, борясь с нежеланием лично выяснять его причины.
Сорвавшаяся нога Ллина неожиданно нащупала под собой воткнувшийся в стену метательный нож и оттолкнулась от него, отправляя юношу в раскрытое окно.
Оберегая незадачливого вора, Удача получала колоссальное удовольствие и бесшумно смеялась, потешаясь над обманутыми ей стражниками.
Медальон на шее у Фаиса — вот что было настоящим символом богатства! Без него торговец не смог бы так разбогатеть, ведь именно он предупреждал его о нечестных сделках и нечистых на руку партнерах. Так пусть же теперь он попробует вести дела без него!
Такие медальоны, должно быть, были редкостью. По крайней мере, Ллин о них до вчерашнего дня никогда не слышал, а уж он-то разбирался в чужих ценностях как никто другой. Профессия обязывала. В любом случае, даже если Фаис и сможет сделать себе новый, его задача будет выполнена. Ллин был уверен, что такой символ богатства не вызовет сомнений у мастера их маленькой, но довольно известной в Диналионе школы воров.
Торговец был дома. Его не интересовал карнавал со своим шумом и огнями, и его мало касался всеобщий праздник. Когда-то давно, когда Фаис имел в своем распоряжении только одну телегу с товарами, он всю ночь стоял там, на площади, продавая товар праздным гулякам. Теперь же его доход приносили многочисленные торговцы и лоточники, жалкие продавцы, пытающиеся хоть ненадолго прикоснуться к его богатству.
Комната, в которую Ллин влез через окно, оказалась спальней самого Фаиса. Какая удача! Она пока пустовала, и юноша замер в ее углу, прикрыв глаза. В те времена, когда во главе школы стоял его седовласый дедушка Чиан, старик учил молодого вора, что спрятаться можно даже на самом видном месте. Чтобы тебя не заметили, нужно лишь попытаться слиться с окружающими предметами — замереть и не двигаться, даже не дышать. Человеческое зрение очень легко цепляется за движущиеся предметы и свободно скользит по неподвижным, не задерживаясь на них подолгу. Не нужно прятаться около стены, нужно самому стать этой стеной.
И еще — глаза. Даже если ты полностью неподвижен, тебя все равно могут заметить по глазам. Они как магнит притягивают зрение, поэтому для наилучшей маскировки их обязательно нужно спрятать.
Удача еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться в полный голос, зажимая ладошкой рот. Ллин так упорно замирал, уткнувшись спиной в стенку шкафа, с таким старанием зажмуривал глаза. Да он мог бы танцевать посреди комнаты, и даже тогда его бы никто не заметил.
— Все нормально, Мурат. Ты можешь быть свободен.