Зов Прайма
Шрифт:
Иногда с улицы долетал шум разгорающегося карнавала. Еще было слишком рано, и солнце только начало заходить за крыши домов, поэтому настоящий праздник немного откладывался. Сначала должно было стемнеть, затем начнутся торжественные шествия по городу, поедут магические помосты с разряженными в костюмы танцорами, и только потом честные адорнийцы решат вкусить пьянящих напитков. Поэтому Оберону светило еще несколько часов приятного одиночества в компании с вином и собственными мыслями.
Оберон откупорил третью бутылку вина и глотнул прямо из горлышка, размышляя, не стоит ли перейти на что-нибудь покрепче. Например, на
«Нет, ну как она могла! Как мне жить дальше с таким позором?!»
Даже сквозь шум вина в голове громовержец до сих пор слышал пронзительный свист и улюлюканье трибун.
«Да еще и приказами лорда Раэля прикрылась!»
Алесса... Ведет себя как кошка во время течки, только о нем и думает. «Раэль то, Раэль это. Раэль не одобрит, Раэль приказал».
«Обзаведись хоть зачатками гордости!» — все время хотел сказать ей Оберон, но как-то не получалось.
К сожалению, она в чем-то была права. Задание лорда было намного важнее его личных желаний и обид. Даже в том случае, когда он не понимает его смысла. Это правило долгое время было одним из самых главных в жизни Оберона, и он привык на него полагаться. Именно такая слепая вера в правоту своего господина и делала его столь ценным героем и для лорда Раэля, и для предыдущего лорда, которому он служил. Как же его звали? Такой, невысокий, в смешных белых гольфах и берете... Имя успешно уплыло в подсознание, смытое новым глотком вина.
Сколько же он уже был героем? Оберон давно перестал считать проходящие годы в своем возрасте. Время шло, а он оставался прежним, почти таким же, каким был во время принятия прайма. Можно попробовать вспомнить...
Лучше всего смотреть на время на примере окружающих. Родители мечтали отдать Оберона в школу пения, так как их первенец имел потрясающе громкий и раскатистый голос. Но магические свойства прайма смешали все планы на его безоблачное будущее. Они уже давно умерли от старости в своих теплых постелях, окруженные многочисленными родственниками. После принятия прайма Оберон прервал все контакты со своей старой семьей, полагая, что теперь для него началась новая жизнь. И в этом не было ничего предосудительного, ведь настоящая семья — это те, кто близок тебе по духу, а не по крови. Но иногда Оберон все равно осторожно спрашивал проезжающих по Даэр-лиену путешественников о том, как живут его бывшие близкие.
Еще у него когда-то был кровный брат со своими детьми. В угоду родителям он поступил в школу пения вместо Оберона, но так никогда и не смог в ней преуспеть. Сейчас он уже совсем состарился, и только и может делать, что сидеть на увитой цветами террасе и пускать изо рта слюни.
Сколько же это получается? Полвека? Может, даже больше. Иногда Оберон чувствовал себя стариком, заключенным в молодом теле. Говорят, где-то в Рассветных горах находится Чертог покоя, в котором обретают упокоение такие уставшие от жизни путники, как он. Возможно, когда-нибудь и Оберон отправится в этот путь. Не сейчас, конечно, ведь он еще полон сил и желания жить и сражаться. Но когда-нибудь.
Третья бутылка показала свое дно, и Оберон отставил ее подальше. В голове приятно шумело, в глазах двоилось, но напиваться дальше почему-то не хотелось. Как бы ни злился он на Алессу, как бы ни противно было наступать на собственную гордость, но нужно было возвращаться назад. В конце концов, она действительно беспокоилась о выполнении
Оберон хмыкнул, мотнул головой, от чего стены и потолок кабака на секунду поменялись местами, и попытался подняться. Однако в середине пути его остановила чья-то тяжелая ладонь, упавшая на его плечо, и опустившая его обратно за стол.
— Привет, я Тезарио! — объявил рядом незнакомый голос. — Помнишь меня?
Оберон с трудом сфокусировал взгляд на присевшего рядом с ним и по-дружески крепко обнимавшего его принца воров.
— Н-нет, а должен? — заикаясь, спросил громовержец, пытаясь пошевелиться, но Тезарио держал крепко.
— Мы хотим попросить тебя кое о чем, — раздался женский голос.
Повернув голову, громовержец увидел сидящую напротив него жрицу со строгими глазами, необычайно ярко накрашенными губами и красными лентами, вплетенными в длинные черные волосы.
— Я не понимаю. Кто вы? Что вам от меня надо?
— Нам надо, чтобы ты передал лорду Раэлю привет от лорда Дамиана, — четко, почти по слогам произнесла жрица, стараясь, чтобы смысл сказанного дошел до захлебывающегося в вине сознания. — Мадагра?
— Кх-х-ха, — раздался за спиной мерзкий шепот, и неожиданно стало очень темно и тихо.
Тезарио придерживал слегка подергивающееся тело громовержца, пока оно окончательно не распалось на частички прайма, а кинжал Мадагры, пробивший затылок Оберона и вышедший из его левой глазницы, не упал на пол.
— Официальное поручение лорда Дамиана! — объявил он ошалевшему хозяину кабака, мявшему в руках свой фартук, и задорно подмигнул двум напуганным, забившимся в угол за барной стойкой официанткам.
— Пойдем, — велела Селеста, поднимаясь. — Теперь их осталось только двое.
8.
Карнавал захватил их в свои цепкие объятия и не желал выпускать. Вокруг возбужденно шумела толпа, перед глазами мелькали разодетые в яркие костюмы люди. Их было столько, что через некоторое время в глазах начало рябить и оттуда потекли невольные слезы. Ленты в волосах, убранства из павлиньих перьев, осыпанные сверкающими блестками лица появлялись и исчезали, сменяя друг друга в этом танцующем безумии. Со всех сторон лилась разная музыка, несколько оркестров пытались перекричать друг друга, затопляя двигающуюся процессию в нелепой какофонии.
Праздничная магия чувствовалась повсюду. Она царила в искрящихся фонтанах, окрашивая радостные брызги в золотой цвет. Она же поднимала в воздух платформы с танцующими людьми в костюмах, то и дело проплывавшими над головами гудящей толпы.
Яркие вспышки, взрывы петард и фейерверков раздавались постоянно, то далеко, то совсем рядом, и невозможно было предугадать, с какой стороны громыхнет в следующий раз. Алесса в очередной раз поблагодарила судьбу за то, что додумалась отпустить пантеру. Дикая кошка не выдержала бы натиска толпы, и легко могла бы превратить этот праздник в невольную трагедию.