Зов Прайма
Шрифт:
— Браво! — воскликнула леди Диналиона, весело улыбаясь. — Должна сказать, эти Поющие Крысы меня очень сильно беспокоили. Они безнаказанно воровали как в самом Диналионе, так и в его окрестностях, и я никак не могла их обезглавить. Они постоянно переезжали с места на место, оставляя моим солдатам только опустевшие подвалы и древние руины. И тогда я поняла, что мне незачем с ними сражаться, когда я могу их возглавить. Я отправила своего героя Коору к ним с предложением — они перестают совершать особенно крупные кражи, а я закрываю глаза на их существование. И их мастер согласился отступить в
— Так кого же мы тогда ищем? — в недоумении спросил лорд Дамиан.
Леди Мельва тонко улыбнулась.
— Я уже знаю, кого, — признался лорд Раэль. — Но эту информацию я, пожалуй, пока придержу у себя.
— Ну и не надо! — в сердцах воскликнул лорд Дамиан. — У нас же осталась последняя ночь и символ власти? Это настолько очевидно, что я даже скрывать не буду. Самая главная власть в Тотооле сосредоточена в моих руках. Вор попытается забраться сюда, в мой дворец и украсть мою диадему, которую я одеваю на все торжественные мероприятия. Во все остальное время диадема украшает голову моей статуи, которая стоит в приемном зале. Я просто велю героям охранять ее, и они поймают вора.
— Принц воров и жрица против одной черной пантеры? Хорошие шансы на успех, — похвалила леди Мельва. — Похоже, сегодня у Дамиана преимущество. Чем ответишь, Раэль?
— Позвольте умолчать и об этом, прекрасная госпожа, — усмехнулся лорд Раэль. — Предлагаю вам просто смотреть за развитием событий. Обещаю, вы не пожалеете. Кстати, Дамиан, как там поживает мой Вергилий? Твоя стража хорошо с ним обходится?
— Насколько мне известно, он сейчас сидит в темнице, — буркнул лорд Дамиан. — Передам его лично тебе в руки, когда Игра закончится.
— Что ж, господа, похоже на сегодня наша встреча закончена, прошу меня извинить, — произнес лорд Джафар, без стеснения поднимаясь из ванной, заставляя леди Мельву залиться краской негодования. — У меня сегодня назначена еще одна встреча в моей опочивальне, и я ну никак не могу ее пропустить.
Зеркало слегка вспыхнуло и погасло, скрывая нахальную улыбку пустынного лорда.
10.
На улице уже окончательно рассвело, когда они, наконец, остановились. Сам Ллин прекратил бы это безумное бегство несколько часов назад, но цепкая напуганная ладошка тащила его все дальше и дальше, не давая времени на передышку. Сначала они просто бежали, не разбирая дороги, затем осторожными перебежками пересекли несколько площадей и безлюдных улиц, и, наконец, сумасшедшая девчонка позволила ему обессилено упасть на пол в углу какого-то сарая во дворе одного из пустующих домов.
Несмотря на небольшое грязноватое окошко, расположенное на стене, почти у самой крыши сарайчика, внутри было достаточно темно.
— Здесь мы будем в безопасности, — сказала девушка, вставая на носки и выглядывая в окно.
На ней было надето короткое, заканчивающееся чуть выше колен озорное красное платьице со складками, застегнутое на шее большим зеленым камнем, со стороны похожим на изумруд.
«Скорее всего, поддельный», — решил Ллин. — «Зато очень идет к ее глазам».
Ее длинные рыжие волосы были собраны в два игривых хвоста.
Ногу девушки обнимал тугой кожаный ремешок, на котором крепились потертые ножны с короткими метательными ножами. Такой же ремень, но на этот раз с серебряной пряжкой, опоясывал тонкую талию и хранил в себе несколько сложенных вееров.
— Может, объяснишь, наконец, что тут происходит, — выпалил Ллин, как только к нему вернулось сорванное дыхание.
— М-м-м... А это обязательно? Мне почему-то кажется, что ты не хочешь знать. Давай, я просто уйду, и ты меня больше никогда не увидишь?
Девушка взяла в руки веер и раскрыла его, собираясь взмахнуть над головой.
— А мне кажется, что это ты не хочешь рассказывать. Струсила? — остановил ее Ллин.
И удовлетворенно улыбнулся уголками губ, когда увидел, как опускается зажатый в руке веер. Чем старше человек, тем сложнее использовать на нем этот прием — брать на обвинения в трусости. Ллин точно знал об этом — сам так не раз попадался. Но девчонке было не больше пятнадцати лет на вид, и она поддалась.
— Не струсила, просто... — она вздохнула. — Я даже не знаю, с чего начать.
— Можешь начать со своего имени, — посоветовал молодой вор.
Девушка хмыкнула и в замешательстве поковыряла носком красной туфельки грязный пол.
— Я же тебе уже сказала, что меня зовут Удача. И другого имени мне не нужно, — ответила она. — И я героиня.
— Так я и думал, — вставил Ллин.
— Ты будешь слушать или нет? — раздраженно спросила Удача, и, не дождавшись ответа, спокойно продолжила. — Когда-то давно я была простой девчонкой из бедной школы танца. Мне было четырнадцать, когда я влюбилась в парня из соседней школы музыки. Пф-ф-ф. Об этом нелегко рассказывать, тем более тебе. Может, я все-таки пойду?
— Я должен знать правду, — непреклонно ответил Ллин, и Удача кивнула, подтверждая его право.
— Я не очень хорошая рассказчица, — пожаловалась она. — Зато танцевать умею. Знаешь, когда я танцевала, на меня засматривались даже взрослые мужчины. А спутницы этих мужчин били их по щекам и ругались грязными словами. Это было так забавно!
Девушка улыбнулась сама себе. Больше не смотря на Ллина, она рассматривала свои маленькие туфельки.
— Ах, да. Тот парень. В общем, мы полюбили друг друга и часто сбегали по ночам через окна наших школ, чтобы встретиться и провести несколько часов вдвоем, под луной. Это было лучшее время в моей жизни, мне почему-то казалось, что оно так и будет продолжаться всегда...
Ллин молча слушал, недоумевая, почему незнакомая девушка решила рассказать ему о своих самых личных воспоминаниях. Наверное, этому была какая-то причина, и он уже слегка начинал опасаться ее услышать.
— Но все испортил зов прайма, — счастливая улыбка на губах девушки превратилась в кислую и озлобленную. — Этот зов, он вечно все портит и путает. Я услышала его, и не смогла ему сопротивляться. Он похож на какую-то болезнь, например, на чесотку. Нападает на тебя, заставляет чесаться, но не уходит, а только разгорается еще больше. До тех пор, пока ты только о нем и можешь думать. И от этой болезни есть только одно лекарство.