Зов Уршада
Шрифт:
— Зема, потрясно! — Она показала Рахмани оттопыренный большой палец, подскочила к нему сбоку и обняла за талию. — Он — просто бэст! Зема, офигеть, у него реальная сабля на спине! А шузы какие, и кольчуга! Да ты весь мокрый, купался, что ли? Ой, ребята, вы — толкинисты?
— Дом Саади, почему ты ее не пристукнешь? — жалобно поинтересовался водомер. — У меня от ее визгливого голоса зубы ноют…
Хозяин стеклянного экипажа приложил к глазу черную коробочку, щелкнул, ослепив ловца неожиданной вспышкой, и удовлетворенно крякнул. Саади забыл, как дышать. Белокурая чаровница жалась к нему то слева, то справа, выгибаясь, как распутная жрица, а крепыш продолжал щелкать черной коробочкой. Рахмани не мог
— Дом Саади, что это? — простонал Два Мизинца, спрятавшись за столбом.
Рахмани задохнулся от благоговейного трепета. Похоже, у каждого мальчишки на четвертой тверди был свой живой Камень! Тяжело осмыслить и принять такую истину, однако редкие, ценные подарки, стоившие на твердях уршада гораздо дороже жизни, здешние маги таскали с собой, словно дешевые костяные побрякушки!
— Мы ищем лучшего знахаря в этом городе. — Саади отважился обратиться к кормчему. — Один мой друг ранен, а в другом поселился уршад.
Человек в белой сорочке не сбежал. Девушка тоже не убежала.
— Что такое уршад? — спросили они.
Ловец и водомер переглянулись. Происходило нечто невероятное. Эти люди не знали о самой страшной заразе, потихоньку выгрызавшей целые города!
— В моем друге — сахарная голова, — внятно повторил Саади. — Еще есть время его спасти.
— Уршад, уршад… Это по-каковски будет? На словацком, на чешском? — растерялся хозяин стеклянного куба. — Вы про рак толкуете? Или про глистов?
— А насчет раненого… Вам, наверное, нужен хирург? У вас травма или… ой, огнестрельное? — округлила глазки девушка. Рахмани изо всех сил старался не смотреть на ее голые ноги. Впервые в жизни он видел, чтобы молодая женщина столь непринужденно вела себя в окружении мужчин.
— Что такое «травма»? — задумался Рахмани.
— А впрочем, лучше давайте я вам нарисую. — Девица вырвала откуда-то листочек бумаги, быстро начирикала пару слов и протянула Рахмани: — Это телефон больницы Эрисмана, на Петроградской, где речка Карповка. Э-рис-ма-на, я вам пишу, запомните? Конечно, есть травма и ближе, но в Первом меде я уверена. Сегодня на хирургии дежурит мой брат, спросите Анатолия Ромашку. Он просто офигеет… Он вам непременно поможет. Нет, ну это отпад, у чувака не дреды, а реальные кудри такой длины!.. Вы запомнили? Будете брать машину — скажите шоферу, чтоб подъезжал со стороны Карповки, иначе там идти далеко… Ну что, Земочка, покатили?
Земочка подмигнул Рахмани, выпустил клуб дыма и решительно полез к штурвалу. Его пленники за стеклянной стеной лихорадочно щелкали своими Камнями пути, наводя круглые окошки на путешественников.
— Какие обходительные и ласковые люди, — мечтательно вздохнул водомер, когда повозка отъехала, обдав его выхлопами. — Куда мы пойдем, дом Саади? К хи-хирургу?..
— И язык у них необычный, — покачал головой Ловец. — У них уршады называются глистами… Идем искать перевозчика. Надо отвезти Зорана к этому… знахарю Эрис-ма-ну на реку Кар-пов-ку. Очевидно, великого знахаря все тут знают.
— Мне не слишком нравится, когда о лекаре говорят, будто он лечит все болезни… — проворчал себе под нос Два Мизинца. — Ты ведь помнишь, дом Саади, как поступают в нашем Гагене с теми, кто лечит все болезни?
Рахмани невольно вздрогнул.
В королевстве славного Георга с колдунов охотно сдирали кожу.
3
Женщина-гроза
Глядя на бесстрашных колдунов, которые распевали гимны прямо в ладьях на воде и не пугались асуров ночи, я вспомнила детство, проведенное в домике на сваях, в низовьях яростной Леопардовой реки. Деревни народа раджпура веками стояли между двух буйных порогов. Кажется, у меня были еще братья и сестры, но первые шаги детства скрывает зыбкий туман. Я подозреваю, что заклинание беспамятства наложила одна из добросердечных Матерей-волчиц, чтобы маленькая колдунья не поливала слезами грядки тайных знаний. Пусть детство так и щебечет за туманом безвестности. Я не желаю возвращаться туда, где ждет застарелая боль.
Три года меня превращали в Дочь-волчицу, а затем отдали в обучение далеко на север, к племени торгутов. Высокий лама Урлук увез меня за хребет Сихоте, увез в мешке, на спине летучей гусеницы. Мне предстояло несколько трудных лет впитывать мудрость степных лам и развивать свои врожденные умения. Как всякую волчицу народа раджпура, меня воспитывали для того, чтобы убивать уршадов, вселявшихся в человека.
Человек еще бодр и полон сил, к нему тянутся друзья и любовники, но смердящая, невидимая личинка уже освоилась в своем новом доме… Если ее вовремя не размозжить, уршад выпустит последышей, противных белесых бестий, они способны дать три поколения в течение недели. Я видела мертвые степные города — Сихо-Батор в стране торгутов и город Скорпионов в том месте, где тонкая перемычка соединяет Срединный и Южный материки нашей тверди. В этих городах уршады убили всех и погибли сами.
В становище высокого ламы Урлука я убила своего первого врага. Сахарная голова успел поселиться в лоне беременной жены одного из темников Орды. Мужчинам становища пришлось заколоть молодую женщину, в драке погиб ее муж и многие другие. Они защищали свои жизни и жизнь неродившегося ребенка. Мне было девять лет, но я уже твердо уяснила — лучше отсечь один гниющий палец, пока не запылала вся рука. Я указала на беременную жену темника, ее разорвали, и кочующий народ торгутов был спасен.
Как заведено у торгутов, весной подросших учеников переправляют на юго-восток, в страну Бамбука. Нас посадили на мохнатых винторогих лошадок и везли много дней через перевалы. Ведь летучие гусеницы не умеют взбираться так высоко, они замерзают в горах и теряют газ, заполняющий их пружинистые тела. По утрам мы умывались в отставших от стада облаках, а вечерами на ладони к нам спускались звезды…
Я отправлялась к наставникам Хрустального ручья, дабы постичь все приемы женского боя, и не только. Мне предстояло освоить философию воинского пути, изучением которой так славится обитель Хрустального ручья. Матери Красные волчицы щедро платили наставникам, ведь для поимки уршадов девочкам нужны многие тонкие знания. Волчиц народа раджпура ценят равно при дворах афинских сатрапов, папских нунциев и шейхов Бухрума. Ведь умением вынюхивать сахарных голов, кроме волчиц, могут похвастаться разве что трансильванские ведьмы и деревенские ворожихи руссов, да еще инка, приплывающие к нам на хребтах горячих океанических течений…
Но меня готовили и к иной борьбе. Волчицы Леопардовой реки свято верили, что когда-нибудь им в руки попадет живой Камень пути. Редчайший подарок, который может оставить распадающийся уршад перед тем, как погибнет сам и погубит человека. Матери-волчицы верили гаданиям на четырех жертвах, посвященных Гневливой луне. Им было предсказано, что девочка народа раджпур сумеет вскрыть самый длинный Янтарный канал и протянет нить от нашей истерзанной Великой степи к неведомой четвертой тверди. Или к четвертой планете, как выражаются высоколобые профессора из Кенигсбергского университета, где учился философии мой будущий муж Зоран. Три тверди образуют священную триаду — три сестры, навечно соединенные между собой тысячами Янтарных каналов, но где-то печально вздыхает их четвертая сестра.