Зовем вас к надежде
Шрифт:
— А родственники?
Золтан скривился:
— Сердечная недостаточность! Так звучит официальная причина смерти. Вы же знаете, как часто врачи прибегают к подобному выходу… э-э… когда по их вине случается беда, не так ли? Родственники… они примирились… оба умерших уже похоронены… Мне бесконечно жаль, господин профессор, но я же должен был сообщить вам об этих событиях, вы ведь понимаете это, не так ли?
Линдхаут резко опустился на стул.
— Теперь вы понимаете, почему я так настаивал на этом разговоре… на разговоре наедине! — Герр Золтан стоял неподвижно и смотрел на Линдхаута
«Я должен что-то сделать, — беспомощно думал тот. — Я должен что-то сделать, сейчас же, немедленно! Известие этого герра Золтана допускает сразу две вещи: во-первых, что антонил является не очень сильным, а наоборот, слабым антагонистом, блокирующее действие которого перекрывается значительным количеством морфия. И, во-вторых, что препарат, при введении его трех- или пятикратной дозы действует смертельно!»
Он повернулся и схватил телефонную трубку.
— Кому вы хотите звонить? — спросил герр Золтан.
— Президенту «Саны», — ответил Линдхаут и заметил, что у него дрожат и руки и голос. — Его нужно срочно проинформировать.
— Я тоже так считаю, — сказал герр Золтан.
Линдхаут знал код Базеля наизусть. Он знал и номер домашнего телефона Петера Гублера. «Надеюсь, что он дома, — в отчаянии думал он. — Надеюсь, что сразу же застану его…»
Раздался длинный гудок, и моментально послышался голос Гублера: президент «Саны» ответил, назвав свою фамилию. Линдхаут назвал себя.
— Что случилось? — спросил Гублер.
Линдхаут, захлебываясь, сообщил, что произошло и кто у него дома. Некоторое время на линии гудел фон.
— Герр Гублер! — крикнул Линдхаут.
— Да…
— Почему вы молчите? Препарат применяется во всем мире. И где-то может случиться подобное — в любой момент!
Голос Гублера звучал необычайно протяжно:
— Это более чем невероятно…
— Что?! — крикнул Линдхаут.
— …что где-то может случиться подобное в любой момент. Ведь в тамошней клинике, как и в трех других, испытания нашего антонила прошли со стопроцентным положительным результатом в течение длительного времени. «Продукты и лекарства» только после этого и разрешили препарат.
— А сейчас это средство вызвало два смертных случая!
— Да, именно…
— Что «да, именно»?
— Именно это и удивляет меня… удивляет безмерно! Во всем мире антонил используется с блестящим успехом! Там, где больше года проводились испытания, — именно там дело доходит до двух смертных случаев и трижды чуть не кончается смертью.
Герр Золтан, стоявший за Линдхаутом, холодно сказал:
— Мы можем предоставить исчерпывающую документацию о смертных случаях. Мы зафиксировали все — количество, время, симптомы. Мы произвели вскрытие тел и взяли все необходимые пробы. — Линдхауту показалось, что в голосе герра Золтана прозвучали саркастические нотки. — Вы же знаете, как это делается, коллега, не правда ли? Материал мы, образно говоря, «заморозили», и его в любое время можно подвергнуть анализу. Естественно, как и трех других пациентов, которые выжили.
— Герр Гублер, — начал Линдхаут, — мой посетитель говорит…
— Я все слышал, герр Линдхаут! — прервал его президент «Саны». — Он говорил очень громко, вероятно, для того, чтобы
— Да, возможно… Но что теперь делать?! — закричал Линдхаут.
— Необходимо, чтобы вы и врачи «Саны», — спокойно сказал Гублер, — но вы в любом случае, вместе с герром Золтаном посетили обе больницы и внимательно изучили образцы тканей и все то, что якобы так исчерпывающе было собрано. А также и анализы выживших пациентов.
— Но за это время…
— Что «за это время»? Вы думаете, что какая-нибудь фармацевтическая фирма в мире создаст новый препарат только по тем данным, которые вы получили от герра Золтана и сейчас сообщили мне? Даже если бы она этого захотела — вы что, думаете, что это произойдет не сегодня-завтра? Мы должны быть уверены, уверены и еще раз уверены, что именно антонил в высшей степени странным образом — внезапно, после таких длительных положительных испытаний в одной клинике вдруг в том же месте в другой больнице — привел к смерти двух пациентов. Только в той стране — и нигде больше!
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что сказал. — Сейчас в голосе Гублера слышалось раздражение. — Благодарю герра Золтана за то, что он сразу же обратился к вам и что все держится в тайне. Прошу его позаботиться о том, чтобы и далее, до окончательного выяснения, все оставалось в тайне. — Внезапно голос стал тише и более торопливым: — Как только этот господин уйдет — вы ведь не полетите с ним уже этой ночью! — так вот, после того как он уйдет, позвоните мне. — Последние слова прозвучали очень тихо и настойчиво.
— Да, я скажу это герру Золтану, — громко ответил Линдхаут. Он простился и положил трубку.
— Я полечу с вами, и врачи «Саны» тоже, — сказал Линдхаут высокому крепкому человеку.
— Поэтому я и здесь. Об этом вас просят обе больницы и клиника — в ваших интересах, в интересах «Саны», в наших собственных интересах и в интересах всех нынешних и будущих пациентов. Я думаю, мы уже должны выехать!
— Да… конечно… — Линдхауту внезапно стало холодно. Ему показалось, что пространство вокруг него становится все меньше и меньше. — Только… видите ли… я…
— Вы в очень скверном положении, господин профессор, — сочувственно произнес герр Золтан. — Мы это понимаем. Только что вы получили Нобелевскую премию за разработку антонила. Прежде всего из-за этого мы все держали в тайне — и будем держать в тайне, пока это возможно. Но если где-нибудь в другом месте произойдет нечто подобное — тогда мы бессильны! Поэтому мы можем только надеяться, что больше ничего не случится. Более того: мы должны надеяться, что вы, врачи, которые прибудут из «Саны», вместе с нашими учеными — вопреки всем данным анализов! — выявят, что не антонил привел к смерти двух пациентов. Мы с вами, господин профессор, теперь сидим в одной лодке, это ясно. Вы потрясены, я могу это понять. Но вы должны успокоиться: ведь вам скоро предстоит делать доклад перед Шведской Академией наук. Бога ради, господин профессор, уж не думаете ли вы, что мы собираемся погубить вас и нас самих? Что мы желаем мирового скандала, который навлечет беду на всех нас? Вы ведь не считаете нас душевнобольными?