Зови меня Зверь
Шрифт:
– Да что ж такое, – зашипела она, разматывая ткань.
Ну конечно! Он ещё и на её спальнике сидел! Свои вещи сохнуть развесил, а ей теперь в луже спать. Хоть бы мокрой стороной к костру повернул, зараза!
Лечь так, чтобы холодное пятно не морозило бок, не удалось. Пришлось вставать, лезь в сумку за пижамой и утрамбовывать между собой и спальником. Через полчаса мокрых тряпок стало на одну больше. Аврора, у которой уже не было ни сил, ни желания вставать, выкинула её и решительно настроилась спать.
Уже сквозь дрёму ей почудились чьи–то осторожные шаги. Но спать хотелось больше,
А потом стало тепло и вкусно запахло мехом.
Утром Аврора вернула Картеру его плащ.
– Он же отсырел, – укоризненно заметила она.
Тот отмахнулся, отложив в сторону, и продолжил седлать коня:
– За день высохнет.
Девушка смущённо потопталась рядом, подала уздечку и пошла за вещами. Украдкой принюхалась к своей куртке и уловила чужой, но уже знакомый запах меха. На душе потеплело, как будто её завернули мягкую шубу. И как только догадался, что она мёрзнет? Пижамная рубаха, кстати, нашлась утром сохнущей рядом с вещами Кована. Девушка поскорее убрала её в сумку, пока никто не заметил.
За завтраком решено было держаться ближе к лесу и свернуть с главной дороги.
– Это ж в Омск через Ашхабад, – стонал Атон, посчитав, сколько времени уйдёт на дорогу.
– Для бешеной Авроры семь вёрст не крюк, – пробубнил Кован. Он не умел извиняться. Куда проще набить морду зубоскалу, посмевшему отпустить грязную шутку в сторону его подруги или неделю молча таскать за ней рюкзак с учебниками, но подойти и извиниться, признать вину – ни за что.
Аврора и не ждала извинений. И больше не сердилась. Ей было неудобно перед друзьями за то, что так глупо и неуместно сорвалась. Взрослый воспитанный человек, а повела себя как стервозная дамочка. Фу.
…Просто внутри что–то оборвалось и пропало.
На привале девушка вызвалась приготовить еду, сама, успев раньше Дункана, сбегала до ручья за водой, развела костёр. Ребята не спорили, только плечами пожимали.
– А где заправка? – удивилась Кайрина, перерывшая свою сумку с припасами.
– У меня посмотри, – Кован бросил рядом с костром охапку веток и пошёл за следующей, по пути сняв с макушки Авроры отлетевший прутик.
– Фе–е–е, что это у тебя? – Кайрина опрометчиво сунулась в его вещи и теперь со смесью ужаса и омерзения разглядывала сумку.
– Если оно не зелёное и не просится домой – не трогай, – донеслось из кустов.
– Можно подумать, я собиралась…
Как выяснилось, картографы обладают не менее бурной фантазией, чем художники. По крайней мере, авторы тех двух полотен, что оказались на руках. Камнем преткновения стал огромный раскидистый куст неизвестной флоры, произрастающий на месте, где должна была стоять очередная деревушка. Дорога, ведущая к ней, упиралась в неопознанную растительность и терялась в подлеске небольшой рощи. Картер уверял, что его карта нарисована всего год назад и никакого куста на ней нет и в помине. На вопрос, откуда у карелианца такая подробная карта местности возможного противника, он только загадочно улыбнулся. В акарианском исполнении куста тоже не было, зато была накатанная дорога к деревне с неблагозвучным названием Мухоморники.
Мнения, разумеется, разделились. Дункан встал на сторону Картера и предлагал вернуться к ближайшей развилке, а селение обогнуть. Атон, напротив, заподозрив в кустах дикий жасмин, утверждал, что за год они такими вырасти не могли, а деревня и подавно не успела бы исчезнуть. На это Картер возразил, что сотнилист растёт очень быстро и вполне мог подняться за такое короткое время, а деревня могла сгореть, на что намекает бурно цветущий вокруг иван–чай. Парни заспорили, всё дальше углубляясь в ботанику. Аврору, предлагающую объехать рощу и посмотреть, нет ли деревни на той стороне, они не заметили. Кован, желающий вернуться и спросить кого–нибудь, тоже не преуспел.
Разрядила обстановку Кайрина, которой надоело торчать на одном месте. Она с хрустом протаранила куст, и уже в следующую минуту её, громко вопящую и отборно ругающуюся, в десять рук вытаскивали из старой медвежьей берлоги. Выговорившись, девушка заявила, что согласна ехать только к реке, где она собирается отстираться и отмыться. Река протекала как раз за рощей и имелась на обеих картах, так что спорить с разъярённой, вымазанной с ног до головы и соответственно пахнущей Кайриной никто не стал.
Реки за рощей не было. Не нашлось даже ручья. Ребята интуитивно притихли, не став заикаться о том, что тугие кудри Кайрины вобрали в себя чуть ли не половину зимней подстилки из ямы. К счастью, через полчаса на горизонте зазмеился серый дымок. Искомая и, наконец, найденная деревня оказалась на удивление опрятной и богатой – над каждой крышей высилась кирпичная труба, ни одного поваленного забора или заросшего бурьяном палисадника на глаза не попадалось.
Проехав до базарной площади и не встретив ни одного человека – оно и понятно, осень на дворе, все на уборке – ребята спешились перед самым большим домом и пошли к крыльцу. На аккуратный стук в дверь никто не отозвался.
Дункан дёрнул за ручку и заглянул в тёмные сени:
– Никого.
– Ну так заходи и стучись громче, – подтолкнула его Аврора.
В сенях было просторно и пусто, маленькое окошко высветило внутреннюю дверь. Ден потянул её на себя, прислушался и неожиданно улыбнулся. Аврора сунулась за ним, но парень приложил палец к губам:
– Послушай.
В комнате заунывно со зловещими вздохами вещал старческий голос, периодически ахали и ойкали детские и женские голоса.
– … А руки у ней скрюченные как палки, одёжа вся лишайником да мхом поросла, на голове волосья как кочка болотная и зубы как иглы…
– А–а–ах!…
– А глаза так и светятся огнями ночными…
– Ой…
– И ходит она по домам, и нигде покоя не находит, а ищет она....
Кайрина раздражённо отпихнула застывших друзей плечами и рванула на себя дверь:
– Ну, где тут ваши Мухоморники?!!
Грянувшим в доме визгом подбросило крышу. Сени ответили диким хохотом. Кайрина, застывшая в дверном проёме и эффектно подсвеченная сзади, изумительно дополняла голосящую композицию из одного столетнего дедка, двух баб и десятка ребятишек. На шум из соседней комнаты выскочил всклокоченный заросший мужик в одном исподнем.