Шрифт:
ГЕНРИ КАТТНЕР
ЗОВИТЕ ЕГО ДЕМОНОМ
Пер. А. Соловьева
1. "НЕПРАВИЛЬНЫЙ" ДЯДЮШКА
Прошло много времени, прежде чем она вернулась в Лос-Анджелес и проехала мимо дома бабушки Китон. Собственно, он мало изменился, но то, что в 1920 году представлялось ее детскому взору элегантным особняком, сейчас выглядело большим нелепым строением, покрытым чешуйками серой краски. По прошествии двадцати пяти лет чувство опасности исчезло, но осталось настойчивое и непонятное ощущение тревоги, как в те времена, когда Джейн Ларкин, девятилетняя, худая и большеглазая девочка, со столь модной тогда челкой, впервые попала в этот дом. Оглядываясь назад, в те времена, она могла припомнить одновременно и слишком много, и слишком мало. Когда в тот июньский день 1920 года Джейн вошла в гостиную с зеленой стеклянной люстрой, ей пришлось обойти всех членов семьи и поцеловать каждого: бабушку Китон, чопорную тетю Бесси и четырех дядей. Она ни секунды не колебалась, когда пошла к последнему дяде, такому отличному от остальных. Остальные дети внимательно наблюдали за ней. Они знали. И они поняли, что она тоже знает. Но сразу они ничего не сказали. Джейн обнаружила, что и она тоже не может упомянуть о неприятности, пока они сами не заведут с ней разговор. Этого требовали неписанные правила приличия, строго соблюдаемые всеми детьми в отношениях между собой. Но тревогу ощущали все в этом доме. Взрослые лишь смутно чувствовали, что что-то не так. Дети же, как поняла Джейн, знали. Позже они собрались на заднем дворе, под большой финиковой пальмой. Джейн машинально теребила свое новое ожерелье и ждала. Она видела, как другие обменивались взглядами, говорившими: "Думаете, она и в самом деле заметила?" Наконец Беатрис, старшая, предложила сыграть в прятки. - Мы должны сказать ей, Би, - не выдержал маленький Чарльз. Беатрис пристально посмотрела на Чарльза. - Сказать ей? О чем? Ты с ума сошел, Чарльз. Чарльз настаивал, хотя и не очень уверенно. - Ты знаешь о чем. - Держите при себе свои тайны, - сказала Джейн.
– Я и без того знаю, в чем дело. Он - не мой дядя. - Видите?!
– вскричала Эмили.
– Она тоже заметила. Я же говорила вам, что она заметила. - Смех, да и только, - сказала Джейн. Она прекрасно знала, что тот человек в гостиной - не ее дядя и никогда им не был, и что он усиленно притворялся, достаточно умело для того, чтобы
– спросила Джейн. Снова обмен взглядами. - Не знаю, - осторожно ответила Беатрис. - Он пришел из большого дупла, - сказал Чарльз.
– Оно такое круглое и сверкает, как рождественская елка. - Не ври, - сказала Эмили.
– Разве ты видел это собственными глазами, Чарльз? - Не совсем. Но что-то вроде этого. - И они не заметили? Джейн имела в виду взрослых. - Нет, - ответила Беатрис. Все дети посмотрели в сторону дома, думая о непостижимости взрослых. - Они ведут себя так, как будто он всегда был здесь. Даже бабуля. Тетя Бесси сказала, что он пришел раньше, чем я, только я-то знаю, что это неправда. - Три недели, - подтвердил, поразмыслив, Чарльз. - Из-за него все они чувствуют себя больными, - сказала Эмили.
– Тетя Бесси все время пьет аспирин.
Джейн размышляла. В свете последних фактов ситуация показалась ей еще более тревожной. Дядя трех недель от роду? Возможно, взрослые всего лишь притворялись, как они порою делали, руководствуясь своими непонятными взрослыми соображениями. Но почему-то такое предположение не показалось ей убедительным. Вообще-то, дети не расположены к тому, чтобы подолгу размышлять над подобного рода вещами. Чарльз теперь, когда лед растаял и Джейн не была уже чужой, дрожал от нетерпения. - Скажи ей, Би! Настоящую тайну... ты знаешь какую. Можно мне показать ей Дорогу из Желтого Кирпича? Пожалуйста, Би! А? Снова установилось молчание. Чарльз слишком много выболтал. Джейн, конечно, знала Дорогу из Желтого Кирпича, она вела из Страны Жевунов прямо к Изумрудному Городу. После продолжительного молчания Эмили кивнула. - Да, мы должны ей сказать, - подтвердила она.
– Только она может напугаться. Там так темно. - Ты сама испугалась, - сказал Бобби.
– В первый раз ты заплакала. - И вовсе нет. Все равно... только тогда она поверит. - О нет, - сказал Чарльз.
– В последний раз я протянул руку и коснулся короны. - Это не корона, - сказала Эмили.
– Это он, Руггедо. Джейн подумала о дяде, который не был настоящим дядей, и вообще был ненастоящим. - Это он - Руггедо?
– спросила она. Дети поняли. - О нет, - сказал Чарльз.
– Руггедо живет в погребе. Мы даем ему мясо. Красное и мокрое. Оно ему нравится. Он жрет! Беатрис посмотрела на Джейн и кивнула в сторону маленькой сторожки с хитроумным замком. Потом она умело перевела разговор на другую тему. Началась игра в ковбоев и индейцев, и Бобби, вопя во все горло, припустил вокруг дома. В хижине приятно пахло акацией, аромат которой сочился сквозь щели. Беатрис и Джейн, тесно прижавшись друг к другу в душном полумраке, слушали затихающие вдали индейские кличи. Беатрис выглядела на удивление взрослой. - Я рада, что ты приехала, Джейн, - сказала она.
– Малыши ничего не понимают, а это просто ужасно. - Кто он? Беатрис содрогнулась. - Не знаю. Думаю, он живет в погребе. Она колебалась. - Но до него вполне можно добраться и через чердак. Я была бы вне себя от страха, если бы малыши не были такими... Они как будто вообще не придают этому значения. - Но, Би, кто он? Беатрис повернула голову и посмотрела на Джейн. Было ясно, что она не может или не хочет быть откровенной до конца. Существовал какой-то барьер, но поскольку это было важно, она попыталась. - Я думаю, Руггедо и "неправильный" дядя - это одно и то же. Я просто уверена в этом. Чарльз и Бобби так говорят, а они разбираются в подобных вещах лучше, чем я. Они младше. Трудно объяснить, но в общем, это нечто вроде Скудлеров. Помнишь? Скудлеры. Раса неприятных существ, живущих в пещере, на пути к стране Озз. Они могли отделять свои головы от туловища и кидаться ими в прохожих. Через мгновение стала ясна правомочность подобного сравнения. Голова Скудлера могла находиться в одном месте, а туловище в другом. Но при этом обе части тела принадлежали одному и тому же Скудлеру.
Конечно, дядя-фантом имел и голову, и тело. Но Джейн могла, хоть и смутно, постичь вероятную двойственность его натуры одна часть "дяди" передвигалась по дому, являясь источником давящей на разум злобы, а другая, безымянная, гнездилась в погребе и ждала красного мяса. - Чарльз знает об этом больше остальных, - сказала Беатрис.
– Это он обнаружил, что мы должны кормить Руггедо. Мы перепробовали самую различную пищу, но оказалось, что необходимо именно сырое мясо. А если мы прекратим его кормить... обязательно произойдет что-то ужасное. Мы, дети, это понимаем. Замечательно было то, что Джейн не спрашивала, почему. Дети принимали подобное проявление своего рода телепатии за должное. - Они не знают, - сказала Беатрис.
– Мы не можем им сказать. - Не можем, - согласилась Джейн и две девочки посмотрели друг на друга, беспомощные перед лицом извечной проблемы не достигших зрелости существ: мир взрослых слишком сложен, чтобы пытаться его понять, из-за чего детям приходится быть осторожными. Взрослые всегда правы. Они - иная, чуждая раса. К счастью для детей, они встретились с Врагом лицом к лицу единой, сплоченной группой. Случись это с одним ребенком, он мог впасть в панику. Но Чарльзу, которому принадлежала честь открытия, было только шесть лет. Он был еще достаточно мал, и нервный срыв ему не грозил. Шестилетние постоянно находятся в состоянии психического возбуждения. Это для них нормально. - И они все не в своей тарелке с тех пор, как он появился, - сказала Беатрис. Джейн это уже заметила. Волк может одеть овечью шкуру и затеряться среди отары, но овцы все равно будут нервничать, даже не осознавая причин этой нервозности. Дело тут было в настроении. Даже он поддался этому настроению: чувству тревоги, ожидания, ощущению того, что что-то не в порядке, хотя и не ясно что - но для него это была всего лишь маскировка. Джейн могла бы сказать, что он не хотел привлекать внимания отличием от избранного им эталона... связанного с человекообразной оболочкой.
Джейн приняла правила игры. Дядя был... пустым. Того, кто сидел в погребе, звали Руггедо, и его следовало регулярно кормить сырым мясом, чтобы не случилось Нечто... Ряженый, взявшийся неизвестно откуда, он обладал немалой силой, но и она была не безграничной. Очевидные доказательства его власти принимались безоговорочно. Дети - реалисты. Им не казалось невероятным, что среди них появился страшный и голодный нечеловек - ведь он был. Он пришел откуда-то. Из глубин времени, пространства или из какого-то непостижимого для разума человека места. Он никогда не обладал человеческими чувствами - дети нутром чуют подобные вещи. Он очень умело притворялся, будто он человек, и разумы взрослых создали искусственное воспоминание о его прежнем существовании. Взрослые думали, будто помнят его. Взрослые распознают мираж, ребенок обманывается. Но мираж интеллектуальный обманет взрослого, а не ребенка. Власть Руггедо не распространялась на их разумы, ибо, с точки зрения взрослого, они не были ни достаточно зрелыми, ни достаточно нормальными. Беатрис, самая старшая, боялась. У нее начало развиваться воображение. Маленький Чарли испытывал состояние, близкое к восторгу. Бобби, самый младший, начал уже уставать от этой игры... Возможно, Беатрис могла позже отчасти припомнить, как выглядел Руггедо, но остальные не помнили ничего. Ибо они шли к нему по очень странной дороге и, возможно, каким-то образом менялись на тот период, что были с ним. Он принимал или отвергал еду, и это было все. Наверху тело Скудлера маскировалось под человеческое, в то время как голова его лежала в маленьком, ужасном гнезде, сделанном из свернутого пространства, так что он был невидим и недостижим для любого, кто не знал, как отыскать Дорогу из Желтого Кирпича. Кем же он был? Не прибегая к стандартным сравнениям - а в этом мире их нет - сущность его определить нельзя. Дети думали о нем, как о Руггедо. Но он не был толстым, полукомичным, вечно странствующим Королем Гномов. Он никогда им не был. Назовем его демоном. Как имя-символ оно включает в себя слишком много и слишком мало. Но оно подойдет. По своим физическим качествам он был чудовищем, чуждым сверхсуществом. Но отталкиваясь от его поступков и желаний - назовем его демоном.
2. СЫРОЕ КРАСНОЕ МЯСО
Однажды, несколькими днями позже, Беатрис спросила у Джейн: - Сколько у тебя с собой денег? - Четыре доллара тридцать пять центов, - ответила Джейн, изучив содержимое своего кошелька.
– Папа дал мне пять долларов на вокзале. Я купила жареной кукурузы... ну и еще разное. - Послушай, до чего же я рада, что ты приехала. Беатрис глубоко вздохнула. Само собой разумелось, что столь свойственные детям принципы социализма будут применены и данным тесным кружком. Маленький капитал Джейн был нужен не одному из его членов, а всем, вместе взятым. - Нам страшно нужны деньги, - сказала Беатрис.
– Бабушка поймала нас, когда мы брали мясо из ледника, и больше мы этого делать не можем. Но на твои деньги мы можем купить уйму мяса. Ни один из них не подумал о том, что будет, когда и этот капитал истощится. Четыре доллара тридцать пять центов казались по тем временам крупной суммой. И потом, им совсем не нужно было покупать дорогое мясо - достаточно, если оно будет сырым и красным. Все вместе они шли по затененным акациями улицам. Кое-где акации уступали место пальмам и перцовым деревьям. Они купили два фунта мяса и еще двадцать центов промотали на содовую. Когда они вернулись домой, то застали там обычное воскресное сонное царство. Дяди Симон и Джеймс ушли за сигарами, дяди Лью и Берт листали газеты, тетя Бесси вязала крючком. Бабушка Китон изучала "Журнал для молодежи" на предмет наличия пикантных мест. Девочки остановились за тяжелыми портьерами и заглянули в комнату. - Входите, малышки, - сказал Лью звучным басом. - Картинки видели? Матт и Джеф хороши. И Спарк Плаг... - Для меня достаточно хорош мистер Гибсон, - вставила бабушка Китон. - Он настоящий художник. Его люди похожи на людей. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился дядя Джеймс - толстый, улыбающийся, явно довольный жизнью после нескольких кружек пива. За ним, подобно олицетворению честности, вышагивал дядя Симон. - Во всяком случае, хоть тихо, - сказал он. Он бросил кислый взгляд в сторону Джейн и Беатрис. - Иногда дети устраивают такой шум и гам, что я не слышу даже собственных мыслей. - Бабуля, - спросила Джейн, - а где малыши? - Думаю, на кухне, дорогая. Им для чего-то понадобилась вода. - Спасибо. Две девочки пересекли комнату, в которой ощущались первые признаки неосознанного смятения. Овцы чувствовали присутствие волка, но камуфляж овечьей шкуры пока что срабатывал. Они не догадывались... Младшие были в кухне, увлеченно обрабатывая водой и кистями раздел комиксов. Одна газетная страница была покрыта специальным составом, и влага выявляла на свет различные краски, пастельные - но удивительно чистые, подобные тем, что можно увидеть в японских цветах, растущих в воде, или на китайских бумажных коробочках с крошечными сюрпризами внутри. Беатрис показала им свой пакет от мясника. - Два фунта, - сказала она.
– У Дженни были деньги, а Мертон сегодня как раз открыт. Вот я и подумала, что нам лучше... Эмили с увлечением продолжала рисовать. Чарльз вскочил. - Пойдем сейчас, да? Джейн встревожилась. - Не знаю, стоит ли мне идти. Я... - Я тоже не хочу, - сказал Бобби. Это было уже предательством. Чарльз сказал, что Бобби боится. - Вовсе нет. Просто мне уже не интересно. Я хочу играть во что-нибудь другое. - Эмили, - мягко проговорила Беатрис, - в этот раз тебе не стоит идти. - Нет, я пойду. Эмили подняла взгляд от рисунков. - Я не боюсь. - Я хочу посмотреть на огоньки, - сказал Чарльз. Беатрис повернулась к нему. - Ты говоришь неправду, Чарльз! Никаких огней нет. - Есть. По крайней мере, иногда. - Нет. - Есть. Просто ты глупая и не можешь их увидеть. Пойдем, покормим его.
Само собой разумелось, что сейчас командовала Беатрис. Она была старше, и она, как почувствовала Джейн, боялась больше всех, даже больше Эмили. Они пошли наверх. Беатрис несла пакет с мясом. Она уже разрезала бечевку. Очутившись в верхнем коридоре, они сгрудились у двери. - Вот он, путь, Джейн, - с оттенком гордости сообщил Чарльз.
– Мы должны подняться на чердак. В потолке ванной есть спускающаяся лестница. Нужно взобраться на ванну и дотянуться до нее. - Но мое платье?!
– с сомнением в голосе сказала Джейн. - Ты не испачкаешься. Идем. Чарльз хотел лезть первым, но он был слишком мал ростом. Беатрис взобралась на край ванны и потянула за кольцо в потолке. Люк заскрипел, и сверху медленно, с некоей величавостью, спустилась лестница и встала в ванну. Наверху было темно. Слабый свет едва пробивался сквозь чердачные окна. - Идем, Джейн, - странно-шелестящим шепотом сказала Беатрис, и они, как отважные акробаты, принялись карабкаться наверх. На чердаке было тепло, тихо и пыльно. В лучах света танцевали пылинки. Повсюду стояли набитые хламом картонные коробки и сундуки. Беатрис зашагала по одной из балок. Джейн последовала за ней.
Беатрис не оглядывалась и ничего не говорила. Один раз она провела рукой, как будто что-то искала. Чарльз, шедший за ней следом, ухватился за протянутую руку. Потом Беатрис достигла планки, положенной через другое стропило. Миновав ее, она остановилась и вместе с Чарльзом вернулась назад. - Ты все делала не так, - разочарованно сказал Чарльз.
– Ты думала совсем не о том. Лицо Беатрис казалось странно-белым в слабо-золотистом свете. Джейн встретилась взглядом с кузиной. - Би... - Все правильно, нужно думать о чем-нибудь другом, - быстро проговорила Беатрис.
– Идем. Она ступила на планку. Чарльз шел за ней по пятам. Беатрис монотонно бормотала какую-то считалочку:
"Раз-два, вот халва.
Три-четыре, заплатили.
Пять-шесть, можно есть..." Беатрис исчезла.
"Семь-восемь, пить просим..."
Чарльз исчез. Бобби, всем своим видом выражая неудовольствие, последовал за ними. Эмили слабо пискнула. - О, Эмили!
– вскрикнула Джейн. Ее младшая кузина прошептала: - Я не хочу туда идти, Джейн. - Тебе и не нужно. - Нет, нужно, - настаивала Эмили.
– Я не буду бояться, если ты пойдешь следом за мной. Мне всегда кажется, будто кто-то крадется за мной и вот-вот схватит. Но, если ты обещаешь идти следом, я не буду бояться. - Обещаю, - сказала Джейн. Повеселевшая Эмили пошла по мостику. На этот раз Джейн наблюдала особенно внимательно. И все же она не заметила момента исчезновения. Просто Эмили внезапно... пропала. Джейн шагнула вперед, но донесшийся снизу окрик, заставил ее остановиться: - Джейн! Голос принадлежал тете Бесси. - Джейн! На этот раз зов был более громким и решительным. - Джейн, ты где? Иди-ка сюда, ко мне! Джейн стояла не шевелясь и смотрела на планку-мостик. Он был пуст. Эмили и другие дети исчезли без следа. Чердак внезапно превратился в место, полное неявственной угрозы. Но все равно нужно было идти, потому что она обещала... - Джейн! Джейн покорно спустилась и последовала на зов тети Бесси. При виде ее женщина недовольно поджала тонкие губы. - Где, скажи на милость, ты была, Джейн? Я уже устала тебя звать! - Мы играли, - ответила Джейн.
– Я тебе нужна, тетя Бесси? - Ясное дело, нужна, - сказала тетя Бесси.
– Я вяжу воротник. Это же для твоего платья. Иди сюда, мне нужно примерить. Как ты выросла, девочка! После этого началась бесконечная возня с булавками, повороты тудасюда, а Джейн не переставая думала о малютке Эмили, отчаянно боящейся чего-то на чердаке. Джейн начала испытывать ненависть к тете Бесси, но мысль о протесте или побеге даже не мелькнула у нее в голове. Взрослые обладают абсолютной властью над детьми. Для укрепления родственных связей в этот момент не было ничего важнее возни с воротничком. По крайней мере, с точки зрения взрослых, правящих этим миром. А Эмили, одна, испуганная, шла по мостику, который вел...
Дяди играли в покер. Тетя Гертруда, водевильная актриса, неожиданно приехавшая на несколько дней, болтала с бабушкой Китон и тетей Бесси в гостиной. Тетя Гертруда была маленькой и в высшей степени очаровательной. Она была полна нежной хрупкости, а ее вкус к жизни наполнял Джейн восхищением. Но сейчас она казалась подавленной. - В этом доме у меня все время бегают мурашки по коже. Она сделала вид, будто хочет хлопнуть Джейн по носу сложенным веером. - Привет, милашка. Ты почему не с другими детьми? - Ну, я устала, - ответила Джейн. Она не переставала думать об Эмили. Прошел почти час с тех пор, как... - Я в таком возрасте никогда не уставала, - сказала тетя Гертруда.
– Ну-ка, посмотри на меня. Три дня, и еще этот ужасный человек... Ма, я тебе говорила... Она перешла на шепот. Джейн следила за тем, как худые пальцы тети Бесси с неизменной скоростью цепляли крючком за шелк. - Это не дом, а просто морг, - сказала внезапно тетя Гертруда.
– Да что с вами со всеми случилось? Кто умер? - Все дело в воздухе, - отозвалась тетя Бесси.
– Слишком жарко круглый год. - Если бы ты хоть раз поиграла зимой в Рочестере, ты бы радовалась теплому климату. Но все равно, дело не в этом. Я чувствую себя так, будто стою на сцене после поднятия занавеса. - Это все твои фантазии, - сказала ей мать. - Духи, - вставила тетя Гертруда и опять умолкла. Бабушка Китон пристально взглянула на Джейн. - Подойди-ка ко мне, малышка, - сказала она. Джейн окунулась в надежное тепло мягких, уютных колен, державших на себе стольких детей, и попыталась забыть обо всем, оставить все заботы бабушке Китон. Но ничего не вышло. Что-то не так было в доме, и давящие волны исходили от источника тревоги, находившегося совсем рядом. "Неправильный" дядя. Голод и алчность, требующие пищи. Близость кровавого мяса дразнила его, лежащего в укрытии в своем страшном гнезде, где-то там, в другом мире, в том удивительном месте, куда отправились дети. Он притаился там, жаждая еды, и одновременно он был здесь пустой, алчный, безжалостный водоворот голода. Джейн закрыла глаза и теснее прижалась к плечу бабушки Китон. Тетя Гертруда болтала странно-напряженным голосом, словно она ощущала близкое присутствие чего-то чуждого и в глубине души у нее гнездился страх. - Через пару дней у меня премьера в Санта-Барбаре, Ма, говорила она.
– Я... Да что же такое с этим домом в конце концов? Я сегодня нервная, как кошка... Так я хочу, чтобы вы все приехали на первое представление. Это музыкальная комедия. Я иду в гору. - Я видела "Принца Пильсена" раньше, - сказала бабушка Китон. - Но не со мной же. Я уже забронировала комнаты в отеле. Ребятишки тоже поедут. Хочешь посмотреть, как играет твоя тетя, Джейн? Джейн кивнула из-за бабушкиного плеча. - Тетя, - внезапно сказала Джейн, - ты всех дядей видишь? - Конечно. - Всех-всех? Дядю Джеймса, дядю Берта, дядю Симона и дядю Лью? - Всю компанию. А в чем дело? - Это я просто так спросила. Значит, тетя Гертруда тоже не заметила "неправильности" одного из дядей. Выходит, и она не слишком наблюдательна, подумала Джейн. - А вот ребятишек я не вижу. Если они не поторопятся, то не получат подарков, которые я им привезла. Ни за что не догадаешься, что у меня для тебя есть, Дженни. Но даже эти многообещающие слова едва достигли ушей Джейн. Ибо внезапно висевшее в воздухе напряжение разрядилось. Неверный дядя, мгновение назад бывший водоворотом голода, стал теперь водоворотом экстаза. Где-то, каким-то образом, Руггедо был накормлен. Где-то, каким-то образом, другая половина двойного дяди пожирала кровавую пищу...
Джейн не была больше на коленях у бабушки Китон. Комната превратилась в кружащуюся темноту с крохотными, подмигивающими огоньками - Чарльзу они напомнили рождественскую елку и в центре этого вращения находился источник ужаса. Через "неправильного" дядю, находившегося в исчезнувшей комнате, словно через трубу из невероятного гнезда, где жила другая его половина, в дом вливалось полное экстаза чувство насыщения. В это мгновение Джейн каким-то образом очутилась совсем рядом с другими детьми, обступившими, должно быть, вращающийся фокус тьмы. Она почти ощущала их присутствие, почти касалась их рукой. Потом темнота содрогнулась, и крошечные огоньки слились в единое свечение, и в сознании Джейн закружились немыслимые воспоминания. Она была совсем рядом с ним. Он был не опасен, будучи накормленным досыта. Он не контролировал свои мысли, они лились, бесформенные, как у животного, наполняя темноту. Мысли о красной еде, об иных временах и местах, где такую же красную еду протягивали ему другие руки. Невероятно. Воспоминания не касались Земли, они не относились к нашему времени и пространству. Он много путешествовал, этот Руггедо, и под многими личинами. Он вспоминал теперь, в потоке бесформенного расщепления, как разрывал покрытые мехом бока, вспоминал поток горячей красной жидкости, струившейся сквозь эти шкурки. Ничего подобного Джейн не могла раньше даже вообразить. Он вспоминал огромный двор, мощеный чем-то ослепительно сверкавшим на солнце, и что-то яркое в цепях, в центре двора, и кольцо наблюдающих глаз, когда он вышел и направился к жертве. Когда он вырывал свою долю из гладких боков, цепь клацала в такт его жевавшему рту... Джейн попыталась закрыть глаза и не смотреть. Но видела она не глазами. Она испытывала чувство стыда и легкого отвращения, ибо тоже присутствовала на этом пиршестве, вместе с Руггедо, ощущая сладкий вкус красного вещества, и луч экстаза пронзил ее тело так же, как и его. - Вот и ребятишки идут, - донесся откуда-то издалека голос тети Гертруды. Вначале до Джейн не дошел смысл ее слов, но потом она поняла, и вдруг вновь ощутила мягкость колен бабушки Китон, снова очутилась в знакомой комнате. - Не стадо ли слонов мчится по лестнице?
– сказала тетя Гертруда. Они вернулись. Теперь и Джейн услышала их. Собственно, они создавали гораздо меньше шума, чем обычно. На полпути они замедлили бег, и до слуха Джейн донесся гул голосов. Дети вошли. Беатрис была немного бледной, Эмили - розовой, с припухшими глазами, Чарльз что-то взволнованно бормотал, но у Бобби, самого младшего, вид был угрюмый и скучный. При виде тети Гертруды их оживление усилилось, хотя Беатрис обменялась с Джейн быстрыми значительными взглядами. Шум, возгласы, приветствия. Вернулись дяди. Все принялись обсуждать предстоящую поездку в Санта-Барбару, но напряженное это веселье быстро угасло. На смену ему пришло тяжелое молчание. Хотя ни один из взрослых не подавал виду, их всех томило какое-то нехорошее предчувствие. Но только дети - и даже тетя Гертруда не понимала их - сознавали полную пустоту "неправильного" дяди - ленивого, вялого, полуразумного существа. Внешне он имел вполне человеческий облик, как будто никогда и не проецировал волны животного голода под этой крышей, никогда не позволял своим мыслям крутиться в сознании детей, никогда не вспоминал о кровавых празднествах, происходивших в другие времена и в других местах. Утолив свой голод, он стал излучать дремотные волны, и все взрослые зевали, недоумевая, что это на них нашло. Но он по-прежнему оставался пустым, ненастоящим. Чувство нереальности происходящего не покидало даже те маленькие, пытливые сознания, которые видели его таким, какой он есть.