Зовите меня Медведем
Шрифт:
Дни стали размеренными и похожими друг на друга. Мопс сменял Клюкву за рулем, ром заканчивался, мы покупали виски, Клюква садился за руль, заканчивалось пиво, мы закупались сидром. Сигареты и бензин подходили к концу, мы устраивали представления на заправках, Марта пела, а Клюква пытался подбирать аккорды на старенькой гавайской гитаре. Когда я не был слишком пьян, а наш фургон не подпрыгивал на кочках, мне удавалось смастерить пару-тройку безделушек, которые стали расходиться немного лучше. Мы говорили о музыке, городах, в которых были, о странах, которые хотели бы посетить. Марта рассказывала о волонтерской работе
Марта выглядела раздраженной, и несмотря на то, что она была веселее нас всех вместе взятых, я чувствовал, что ей грустно. Клюква с ней не разговаривал, но мы делали вид, что ничего особенного не происходит. Мотор работал отлично, ехали мы быстро, часто подбирали случайных попутчиков, среди которых не было ни одного по-настоящему интересного человека. Или мне так казалось, поскольку весь мой мир был сосредоточен на этих четырех ненормальных, заменивших мне всех и вся.
В Бангкоке мы решили сделать остановку, шатались по улицам, ели мороженое, сидели на зеленой сочной траве возле храмов, заглядывали во все парки, кормили игуан и покупали фрукты на огромных крытых рынках. На улицах чайнатауна нам повстречалась девчонка, с которой когда-то давно Реми ехал вместе из Дели в Бангалор. Они отделились от нас, чтобы предаться ностальгии, а мы вчетвером отправились в центр города.
– Она симпатичная, правда? – ни с того ни с сего обратилась ко мне Марта.
– Ничего. Немного не в моем вкусе.
– А кто в твоем вкусе?
Клюква явно напрягся и покосился в мою сторону.
– К чему ты клонишь?
– Давно у тебя никого не было?
– В эмоциональном, или физическом плане?
– В любом.
– В Дананге ко мне пристала одна девица.
– Может, пообедаем уже? – Мопс почувствовал, что надвигается гроза, да и мне тоже не хотелось говорить о моих победах, и признаваться Марте, что она была как раз в моем вкусе, учитывая гневные взгляды Клюквы, чье настроение в последние дни было хуже некуда.
– Сначала Медведь признается, какие девушки ему нравятся, и когда в последний раз ему обламывался кусочек клубничного пирога.
– Это мерзко. И зачем тебе это знать? Ты-то сама уже давно ни с кем не была. – Клюква обернулся и сурово посмотрел на Марту. – Нам оставить вас наедине? Я-то вижу, к чему ты клонишь.
– Тебя это не касается, ясно?
– Еще как касается. Мне надоело делать вид, что все отлично, хотя ты сама знаешь – это не так.
– По-моему, все в порядке. И из нас двоих только ты был женат, и никогда об этом не упоминал. Вылетело из головы?
– Ты мне мстишь за это? Если вы с этим, – он разъяренно махнул рукой в мою сторону, – когда-нибудь…вы меня больше не увидите.
Выпалив это, Пэт развернулся и быстрым шагом пересек улицу, Мопс кинулся за ним, но Марта его остановила.
– Он отойдет. Я не зла на него, просто он возомнил слишком много о себе. Стоит мне упомянуть о каком-нибудь парне, с которым мы были знакомы, Пэт готов убивать, а когда он внезапно выкладывает такие новости, как женитьба, я должна притворяться, что все в норме.
Марта сжала кулаки, посмотрела на нас, и тоже ринулась вперед. Я ничего не мог понять. Если эти двое так друг друга ревнуют, какого хрена разыгрывают из себя друзей, и не общаются неделями. Меня подмывало спросить, но Марта дала понять, что расспросы ни к чему не приведут, и зашла в ресторан. Я остался на улице, чтобы покурить и все обдумать, а когда присоединился к друзьям, они уже сменили тему.
– О чем речь?
– Я хочу съездить на Пхукет. Там, говорят, лучшие пляжи Таиланда, – Мопс поднял на меня глаза, полные надежды и мольбы, – но они заладили про плотный график, и слышать не хотят об отклонениях от намеченного маршрута. Но мы же никуда не торопимся! На кой черт какая-то спешка и маршрут? Разве смысл путешествий не в том, чтобы побывать там, где хочется побывать?
Марта погладила его по руке и участливо произнесла:
– Мы это уже обсуждали. Все мы были на Пхукете, там нечего делать. Нет никакой спешки, но Пхукет – отстой, и Клюква с Реми не согласятся делать такой крюк.
– Тогда я поеду один! Только вы говорите, что там нечего делать, все, кто бывал на этом острове, утверждали обратное! Медведь, поддержишь?
– Не знаю. Меня тоже не тянет на Пхукет, но вы же и впрямь никуда не торопитесь?
– А ты?
– Мне хотелось добраться до Явы как можно скорее, но это было до того, как я встретил вас. Думаю, сейчас можно не спешить.
– Идиот, – прошипела Марта, чтобы услышал только я, но получилось громко, и Мопс накинулся на нее.
– Это торопится Клюква, и мы все должны ему потакать, вечно он все решает – куда едем, куда не едем, когда и где останавливаемся, кого подбираем, – он посмотрел на меня, – а кого игнорируем. И все должны плясать под его дудку. Тебе причиняет боль быть рядом с ним, потому что он вытащил тебя из депрессии, а заодно из лап твоего бывшего, но ты все равно продолжаешь его лелеять и повиноваться.
Это был неожиданный поворот, я знал, что Марта доверят Мопсу больше, чем остальным, и не ожидал, что однажды он воспользуется ее чувствами в корыстных целях. Почему ему так хочется попасть на Пхукет? Или его просто достал постоянный командирский тон Клюквы, или надоело смотреть, как они с Мартой цапаются, подобно старой семейной паре? Я посмотрел на Марту, она складывала лебедя из салфетки, но руки дрожали не то от гнева, не то от обиды, и ничего не выходило. Нам принесли заказ, в тишине мы приступили к трапезе. Мопс виновато косился на Марту, а она так низко склонилась над тарелкой, что концы рыжих прядей то и дело окунались в тарелку с острым том-ямом.
Остаток дня прошел в напряженном молчании, меня это злило, я никак не мог взять в толк, что с ними со всеми происходит, от Клюквы не было никаких вестей, Реми с Полиной присоединились к нашей похоронной процессии ближе к вечеру. Полина и впрямь была миленькой, на плохом английском сообщила, что приехала из Словении, чтобы пожить в буддийском монастыре, медитировать и познавать дзен, или что-то в этом роде. Марта что-то спросила, но с такой явной насмешкой, что даже мне стало обидно за подружку Реми. Она смутилась, и больше не проронила за весь вечер ни слова.