Зовите меня Медведем
Шрифт:
– Неужели Джереми хочет, чтобы мы потеснились ради этой дурехи? – Марта отвела нас с Мопсом в сторону, воспользовавшись не очень убедительным предлогом, но Реми и Полина были увлечены друг другом, и не придали этому значения.
– Я не возражаю. Клюква, видимо, не собирается возвращаться. Могу лечь в его палатке, вы с Уинзом – в твоей, а этим кроликам уступим фургон.
– Еще чего! – Марта гневно уставилась на них, желая испепелить силой мысли, – и Пэт вернется. Просто чтоб ты знал.
– Ладно, только не нужно на меня огрызаться.
– Прости. Я сама не своя. Пускай они уединяются в палатке Пэта, он этого заслужил. Уинз,
– А вы? Пэт будет в ярости.
– Пошел он в жопу. Мы поспим в моей палатке.
– Сама потом будешь жалеть, – он посмотрел на меня, – и тебе достанется.
Я вспомнил кровожадный вид Клюквы, когда он говорил, что готов размазать по стенке любого, кто приближается к Марте, но предложение было слишком заманчивым, чтобы от него отказываться. Я неопределенно пожал плечами и пообещал, что буду благоразумным.
– Вы сами нарываетесь. Я вас предупреждал. Потом не нужно сваливать вину на меня, идет?
– Мы полностью осознаем все риски, и готовы пойти на столь опрометчивый шаг. Торжественно клянусь, что ничего такого не будет. – Марта ткнула меня локтем в ребро.
– Клянусь. Торжественно.
Мопс втянул широкими собачьими ноздрями остывающий воздух и отправился к Реми и Полине, чтобы огласить решение. Им было мало дела до наших многоходовок, Джереми, кажется, хотел растянуться прямо на земле и приступить к исследованию тела симпатичной распаленной подружки. Та недовольно отскочила в сторону, когда Мопс приблизился, одернула платье, и нервно курила, пока Реми пытался самостоятельно справиться с палаткой. Уинзор посмотрел в нашу сторону, пробурчал что-то неразборчивое, и скрылся в доме на колесах. Марта взяла меня под руку и предложила прогуляться.
Наша стоянка располагалась на пустыре, неподалеку от города, смотреть было не на что, так что мы просто обошли несколько раз место ночевки и принялись ставить палатку. Марта была тише травы, и несколько раз мне послышалось, что она хлюпает носом, точно пытается сдержать поток слез, весь день стремившийся хлынуть из ее огромных, по-детски широко распахнутых, глаз. Наконец мы закончили приготовления и уселись на раскладные стулья у входа в наш тент.
Я делал вид, что внимательно изучаю звездное небо и ждал, что Марта заговорит первая, но она лишь курила одну за одной, разглядывая свои огромные походные ботинки, так не подходившие к ее утонченности и хрупкости. Молчание начало мне надоедать, я не мог понять, что с ними творится.
– Что за хрень?
Марта не сразу пришла в себя, и мне пришлось позвать ее несколько раз.
– Прости, я задумалась. Что ты хотел?
– Спрашиваю, что за хрень у вас происходит?
– Ты о чем?
– О тебе и Клюкве. Вообще о вас всех.
– Не знаю. Может, просто устали друг от друга.
– Ты его любишь?
– Конечно, нет. Он как мой младший брат, глупый и нервный младший брат, который считает, что все на свете хотят обидеть его сестричку. Они все для меня как младшие братья.
– Тогда совсем запутался. Мопс говорит одно, ты – другое, Клюква молчит, а Реми развлекается со своей словенкой. Мне-то как быть? Мне все чаще начинает казаться, что я лишний, и это все из-за меня. Пэт бесится, потому что чувствует мое влечение к тебе, ты раззадориваешь нас обоих. Мопс злится на вас, потому что Клюква хочет как можно скорее от меня избавиться.
– Он не хочет от тебя избавиться.
– Марта, вы никуда не торопитесь, у вас есть вся жизнь, и никакого конкретного плана. А потом встречаете меня, и Клюква вдруг решает мчать, не останавливаясь, в надежде, что я не начну подкатывать к тебе раньше, чем свалю в Индонезию.
– Значит, тебя ко мне тянет?
– Нет, я просто так сказал. Это Клюква так думает, а ты даешь ему еще больше поводов в это уверовать. Зачем эти заигрывания, намеки, вопросы?
– Ты прав. Угостишь сигаретой? Мои закончились, – она показала пустую пачку.
Я достал новую и кинул ей. Снова воцарилось молчание. На самом деле, меня к ней не тянуло. То есть, не больше, чем к любой другой девушке. Да, Марта была красива и притягательна, с ней было весело, но мне не хотелось обременять себя. К тому же, все они стали моей семьей за такой короткий срок, напомнили, за что стоит любить жизнь. Ни одна, даже самая сексуальная девушка, не смогла дать мне столько, сколько они. И разрушить все это было бы глупо. Мысль о том, что Клюква хочет вышвырнуть меня, и вернуться к их привычной размеренной жизни, не давала покоя, сидела, точно заноза под ногтем. Ни Ява, ни уединение не казались мне такими манящими, когда я думал, что магия может рассеяться, что я не смогу смеяться с ними больше, делиться мнениями по поводу всего, что есть в этом треклятом мире.
– Нет, – я бахнул кулаком по коленке, – я не хочу испортить все. Вы друзья, и вы стали моими друзьями тоже. Если дело во мне, то я могу убраться, или объяснюсь с Клюквой, но я не стану подкатывать к тебе, потому что это может все загубить.
Марта водила ногой по земле, и, кажется, не слышала меня. Она улыбнулась какой-то потусторонней улыбкой, в свете луны ее белые зубы показались крупнее обычного, и я испугался. Когда она заговорила, голос ее был тихий и ровный, как будто она только что вышла из часовой медитации.
– Что ты хочешь оставить после себя?
– Что?
– Ты, наверное, думал о том, что останется после нас, когда мы умрем? Какая-то книга, подвиг, открытие, изобретение, дети, в конце концов.
– Только не дети.
– Не любишь детей?
– Не могу думать о них без содрогания. Это одно и то же? Не знаю, Кора не оставила ничего после себя, кроме моей боли. Я хотел бы уйти, не сделав больно тем, кто меня любит.
– Весьма благородно с твоей стороны. Думаешь, тебя кто-то любит?
– Если честно, я надеялся, что вы четверо относитесь ко мне сносно.
– Так и есть. Ладно. Я устала сегодня. – Марта залезла в палатку и улеглась, голос ее доносился издалека, как будто нас разделяло несколько километров. – Ты идешь? Я не могу спать одна.
– Целоваться будем?
– Обязательно.
Но мы не целовались. Пока я располагался, Марта успела заснуть, и мне оставалось только пристроиться рядом с ней и смотреть, как кончик ее носа едва заметно шевелится, точно она что-то вынюхивает. Мне хотелось устроиться поудобнее, разбудить ее, спросить, куда она едет, зачем ей это, но стоило мне протянуть руку, она схватила ее во сне, и крепко сжала, а потом перевернулась на другой бок. Я обнимал ее сзади, и чувствовал, что не могу сопротивляться желанию хотя бы попытаться, несмотря на грядущий гнев Клюквы. Нужно было просто объяснить ей все, когда мы снова останемся наедине. Я еле ощутимо коснулся губами ее виска, в нос ударил запах шампуня, соленой воды, хвои и зубной пасты, перед глазами возникла Кора, но я отогнал видение, и тоже уснул.