Зоя
Шрифт:
Я сглотнула ком в горле, глядя, как он откинулся на спинку стула и провел рукой по лицу.
Он ошибся. Он решил, что встреча придумана и подстроена. Он показал свое истинное лицо. Примитивные уловки, похотливый обман и подлое откровение. Ему жаль, что я увидела это.
— Злата и Виктор просили передать тебе свои извинения за беспокойство, — беспощадно продолжала я, поднимаясь на ноги. — Они вынуждены задержаться у врача Латти, а ты почемуто не отвечал на их телефонные звонки…
— Я отключил мобильный из-за совещания… —
Все. Медовый взор больше меня не вдохновлял. Я опустошена.
— Зоя… — тихо позвал он.
— Я очень надеюсь, что с малышом и Латти все в порядке и это просто затянувшийся формальный визит к доктору, — торопливо продолжала я и даже умудрилась улыбнуться.
— Зоя! — на этот раз его голос прозвучал угрожающе.
— Спасибо тебе, Себастьян, за ясность, которую ты внес в наши… в нашу ситуацию! — я, закинув сумку на плечо, договорила: — И приглашение на мою выставку считай аннулированным.
Эскалант опустил глаза. Он больше не пытался меня остановить или разуверить в той грубости, которую выплеснул мне в лицо пару минут назад.
Я повернулась и пошла к выходу, как вдруг жажда злорадного превосходства в своей правоте заставила меня вернуться к столику, где все еще сидел Себастьян.
Он поднял на меня хмурый и сердитый взгляд, так и не сменив позы.
— Забыла заплатить по счету! — бросила я слова и деньги за чай на стол перед ним.
Последнее, что я видела, это как он недовольно скосил взгляд на разлетевшиеся купюры. Триумф и обида смешались во мне, когда я оказалась на улице.
Вот и все. Мои детские, наивные и неопытные мечты, выражаясь словами высокомерного аристократа, были разбиты в дребезги. Жестоко и безжалостно.
Если вдуматься, то ничего удивительного не произошло. Ведь именно такого человека я и полюбила — жестокого, сурового и равнодушного. Человека, который сжег мое сердце и развеял пепел над океаном реальности. Он, чисто по-мужски, хотел от меня лишь плотской утехи, а я была не в состоянии различить свои желания.
Наверное, вот так и набираются опыта и мудрости. Именно так ужесточаются сердца.
Я брела по каталонскому тротуару, заглушая мучительные мысли и чувства музыкой. Я накручивала громкость до предела, до звона в ушах и боли в голове. Прогоняя предательские слезы, я закрывала глаза и подставляла лицо лучам осеннего солнца.
Хорошо, что я знала, как справляться с унижением. Я погружалась в него с головой. Впитывала его густую, смрадную эссенцию, черпала силу и становилась крепче.
«Гордость — это не твоя подруга. Гордость — это твоя защитница».
Да, мама, ты оказалась права! Моя гордость — мое спасение, часть моей сущности.
Я благодарна ей за силу. Она сделала меня личностью. Я благодарна ей за пламя, которое сожжет любовь к Себастьяну Эскаланту. Беспощадно. Дотла. Не оставит даже пепла. Именно ту любовь, которую он назвал похотью.
Я пережила словесный расстрел, который завершился контрольным выстрелом в душу.
Глава 55
Охота
Два дня моей жизни, которые я отмеряла по минутам муки, слез и презрения к себе, остались в прошлом. Два дня мантры заповедей мамы, которые я перечитывала снова и снова. Два дня бешеного творческого всплеска, в котором я рисовала глаза Себастьяна Эскаланта, смотрела в них, а после брала черную акварель и медленно закрашивала их.
Так я пыталась забыть его глаза…
«Отпуская, не сожалей!» — так говорила мне мама.
Я вновь и вновь перечитывала блокнот со словами матери, отчаянно желая превратить их в защитное заклинание.
Себастьян в поисках невесты. Ронни нехотя рассказала мне эту новость, услышав ее от Сезара. Он искал девушку своего уровня. Красивую, умную графиню или виконтессу. Я почти видела, как прагматичный циник властно восседал в своем кресле, посреди кабинета, и вычеркивал «недостойных» из списка.
Прошло два дня, и случилось невероятное — я больше не хотела рисовать Себастьяна. Возложив на могилу своего сердца венок из одной тысячи ста двенадцати портретов, я понимала и принимала свое сумасшествие. Абсолютное.
Я сидела на полу и рассматривала рисунки. Рядом стояла баночка «Пепси», от глотка которой я чувствовала себя немного легче.
Допив содержимое, я смяла банку и бросила в урну, рядом с входной дверью.
— Ого! — воскликнул Виктор Эскалант и уклонился от моего точного броска. — Понял, что не вовремя!
Я прикрыла рот рукой, испытав приступ раскаянья:
— О, Виктор, прости, пожалуйста! Я не слышала, как ты вошел!
Он дружелюбно улыбнулся и развел руками:
— Сам виноват. Забыл постучаться.
Виктор сунул руки в карманы синих джинсов и шагнул глубже в комнату. Я, став на колени, принялась собирать портреты его брата, но это действие не увенчалось успехом. Их слишком много! Я тщетно пыталась сложить их в единую массу и спрятать в руках. Я неуклюже поднялась на ноги и прижала к груди тяжеленную ношу, в которую едва уместила половина моих работ.
Виктор тактично наблюдал за мной и не задавал вопросов. Даже когда один лист выскользнул из стопки и полетел к его ногам. Я замерла и посмотрела на мужа близкой подруги.
— Если хочешь, я могу не поднимать его, — заговорил он. — Но я уже знаю, кто там изображен.
Разбитая и уничтоженная, я рухнула на рядом стоящий стул и опустила руки, позволяя остальным портретам рассыпаться в беспорядке.
Виктор двинулся в мою сторону и стал не спеша собирать мои работы. Я не двигалась. Мне стыдно. Это чувство съедало все хорошие воспоминания. Все, что давал мне Себастьян, превращалось в пустую безликую дымку.