Зоя
Шрифт:
Ньевес Эскалант молчала, сосредоточив взгляд своих карих глаз на тоскливом закате, предвестнике безвозвратно ушедшего дня. Мы наблюдали, как она поднялась на ноги, подошла к бару и налила себе чтото из фигурной бутылки в другой стакан, а после залпом осушила его.
Мой удивленный взгляд перехватила Злата.
— Вы поссорились с Давидом? — осторожно предположила Латти.
Я поднялась на ноги, намереваясь тактично оставить этих женщин.
Они родные, а я чужачка.
— Зоя, милая, останься! — окликнула меня Ньевес, и я замерла. — Я хочу…
Чувствуя неловкость, я все же вернулась и села на диван, расположенный напротив кресел, в которых разместились женщины семьи Эскалант в двух поколениях.
Герцогиня положила руки на подлокотники и глубоко вздохнула. Она словно не решалась сделать шаг в свое прошлое, собиралась с силами, чтобы перейти эту границу.
— Мужа мне выбрали родители, — начала свой рассказ Ньевес, глядя в темное окно, как будто погрузившись в прошлое.
— Мне едва исполнилось восемнадцать, когда я вышла за Давида. Красивый, двадцатичетырехлетний парень, перспективный наследник титула. Все подружки безумно завидовали мне. А я завидовала их свободе. Но через год родился Себастьян, а еще через год — Виктор, — она печально улыбнулась. — Тогда я впервые почувствовала себя счастливой. У меня были прекрасные сыновья, пусть и от нелюбимого человека… Что?! Я изумленно смотрела на женщину, которая исповедовалась перед нами.
— Себастьяну исполнилось одиннадцать, а Виктору — десять, когда я впервые полюбила, — призналась она. — Он был лучшим другом Давида. Очень долго я сопротивлялась этому влечению. Искала отраду в своих детях. Но после очередной ссоры с Давидом я в слезах убежала из дому. Не знаю как, но я пришла к нему. Он утешал меня, говорил, что в семейной жизни бывают ссоры и муж на самом деле любит меня… А потом сказал, что тоже меня любит, — она опустила глаза и слеза скатилась по ее гладкой щеке.
В полной тишине она судорожно вздохнула и заговорила снова:
— Ту ночь мы провели вместе. Мы стали любовниками.
Она встала и снова подошла к барному столику. Налила новую порцию спиртного и залпом выпила.
— Так прошел год, и Давил все узнал. Он сказал, если я уйду, то сыновей больше не увижу, — продолжила герцогиня и договорила, но уже шепотом: — Я ушла.
Я смотрела на женщину, которая выбрала то, от чего отказалась я. С каждым сказанным словом она теряла мое уважение. Но я не понимала, что меня больше раздражает: ее поступки или моя подлая зависть ее решимости. Она выбрала тот путь, от которого я пытаюсь уйти как можно дальше. Однако почти брежу желанием ступить на эту тропу, хотя бы одной ногой.
— Давид рассказал все детям и запретил мне приближаться к ним, — говорила разбитая Ньевес, стоя к нам спиной. — Обретя любовь для своего сердца, я потеряла любовь своих детей. Тогда-то я и поняла всю ценность того, что утратила. Ушла от любовника и стала молить мужа о прощении. Но Давид был неприступен. Я его понимала, ведь его сразу предали два близких человека, — герцогиня сжала кулаки и шумно выдохнула. — Он вызвал
Ньевес обернулась и взглянула на каждую из нас по очереди. Гордая женщина оказалась грешницей и с достоинством признавалась в этом.
— Современные традиции дворян не утратили жестокость своих предков! — горькая усмешка растянула ее губы.
— Расследования не было. Дуэлянты писали предсмертную записку, якобы это их решение покончить с жизнью. Потом обменивались револьверами и стрелялись, — тихая слеза снова скатилась, но уже по другой щеке герцогини.
— Так умер мой любимый. А вместе с ним погибла часть меня. Давид позволил мне вернуться, но так и не простил. Как и Себастьян. Он всегда был сыном своего отца. С тех пор он ни разу не обнял меня и не назвал «мамой».
Она вытерла новые слезы салфеткой и вздохнула:
— Виктор мягче и чувствительней. Через пару лет он снова был со мной нежен. Но только он.
— О, Ньевес! — всхлипнула Латти и, вскочив на ноги, обняла ее. — Как же вас долго мучает это! Вы не заслужили такого!
Я опустила глаза. Для меня все встало на свои места. Теперь я понимала страх и нежелание Себастьяна любить. Он не простил свою мать и подсознательно боялся, что ему придется пережить то же, что и его отцу.
— Зоя? — окликнула меня герцогиня. — Ты осуждаешь меня.
Она утверждала, а не спрашивала. Я молчала и уловила удивленный взгляд Златы.
— Я не вправе осуждать чьи-то поступки, кроме своих, — наконец выдала я. — Но, увы, одобрить вас я тоже не в силах.
— Понимаю, — кивнула герцогиня. — Я получила только то, что заслужила, и расплачиваюсь за это до сих пор.
Она облизала губы, опустила глаза и через мгновение, снова посмотрев на меня, договорила:
— Я неуемно жалею лишь об одном — за мои грехи приходится расплачиваться и моим детям.
Глава 53
Открытия
На удивление теплый и по-летнему солнечный октябрь. Дождливый сентябрь ушел в прошлое, а компанию ему составила прежняя я.
Моя жизненная река текла в простом русле. Я погрузилась в учебу и творчество, словно в живительный источник, дававший мне силы. Ходила на вечеринки с Ксавьером, который знакомил меня с влиятельными друзьями. Парень оказался прав: история про нападение получила огласку и сделала рекламу моей выставке. Меня так и называли «Девочка, которую спас Эскалант».
Прошло две недели с того момента, как я призналась о своих чувствах Себастьяну. Порой я видела его, когда он навещал родителей, но трусливо избегала встреч с ним.
Наши взгляды встречались, а губы соприкасались только во сне. Тут я бессильна. Как и в своих работах. Я продолжала его рисовать. Увы, вопреки укорам разума, я страшилась даже мысли, что могу перестать касаться золотистого мелка пастели, изображая безупречный блеск его глаз или глубокий ягодный цвет, рисуя чувственное очертание его губ.