Зуб

Майора Дементьева отправили вместе с группой десантников на блокпост, находящийся высоко в горах, у перевала. Отправили за подлость. Уже через две недели пребывания на перевале, он понял низость своего поступка. Майор был мужик здоровый. Косая сажень в плечах и двухметровый рост. Лицо с квадратной «тяжелой» челюстью и маленькие серые глазки придавали ему сходства с бульдогом. Короткий ежик волос постоянно торчал вверх, словно у задиристого петуха. Народу под началом оказалось пять

взводов и забот хватало. Особенно с топливом и водой. До горного ручейка почти три километра, а с топливом вообще возникли неразрешимые проблемы. Приходилось экономить каждую дощечку, каждую рейку и даже бумагу.

Наступила осень. Она оказалась холодной. Зарядившие дожди вовсе не прибавляли хорошего настроения, а постоянно требующая дров печка–буржуйка, временами чуть тлела, не получая практически ничего. Все кусты в округе были уже вырублены, сожжены и даже корни выкорчеваны, лишь бы заиметь чуточку тепла. Солдаты бродили мрачные, постоянно кутаясь в бушлаты и накидки. Обувь не успевала просыхать. Все со страхом ждали октября. Иногда за дровами приходилось спускаться в долину.

Однажды Дементьеву повезло. Он сумел со взводом парней притащить на перевал почти пять кубометров дров. На следующий день, по рации, хмурый полковник Куликов пообещал прислать машину с каменным углем. Но обещаниями сыт не будешь. Это понимали все и сразу приготовились долго ждать обещанного. Хотя немного повеселели после сообщения. У майора вечером разболелся зуб. Да так заболел, что он целую ночь не спал, хотя санинструктор ему и анальгин и даже валокордин давал. Ничего не помогало. Машина с углем, с которой Дементьев надеялся уехать на базу не пришла. Полковник Куликов сообщил, что из–за погоды и плохой дороги, тяжело груженая машина застряла в долине.

Двое суток проклятый зуб мучил майора. Он не спал ни днем, ни ночью. Порой ему казалось, что голова распухла до размеров земного шара. Поднялась температура. Связались с базой, но оттуда ответили:

— Осталась всего неделя. Потерпите. Дороги плохие, забрать вас не сможем. Вокруг начали активизироваться боевики. Что–то готовится…

Дементьеву в голову полезли дурные мысли. Он глядел на табельное оружие и думал: «Приставлю ствол к зубу и нажму на курок. Вылетит, точно вылетит. Мучениям конец, а рана в щеке зарастет через пару недель». Пару раз доставал «Макаров» и тоскливо глядел на него. Все же эта стрельба была похожа на самоубийство. Старший лейтенант Васильченко, знавший про мысли майора, принимался уговаривать, с ужасом поглядывая на крошечный пистолет в здоровенной лапище:

— Потерпи чуток, Игорь. Осталось всего–то ничего. А вдруг корни останутся? Ведь они тоже болеть станут. А от температуры тебе Шурыгин что–нибудь посоветует…

Шурыгин был только санинструктором, но не господом Богом. Таблетки и капли перестали помогать и майор буквально «лез на стену». По правде говоря, Дементьеву, слушая речи «про корни» и самому было страшновато стреляться, но зуб донимал. Он не спал уже четвертые сутки, когда в палатку влез насквозь промокший солдат. Стуча зубами от холода, доложил:

— Товарищ майор, к перевалу приближается «скорая помощь». Что делать?

Майору словно в ухо ударили. Он невнятно рявкнул:

— Задержать! Мне плевать, кто там будет, но зуб он мне вырвет!

Десантники затаились между камней у дороги. Все знали про мучения

командира. Теперь его все жалели. Солдаты на блокпосту решительно тормознули маленькую белую машинку и ошеломленно замолчали, когда шофер затормозил. По синей полосе вилась надпись «Стоматология». Это было то, что нужно, но откуда она взялась? За год службы никто из солдат, ни разу, не видел подобной машины.

Из–за камней вылетело тридцать здоровых рослых парней в камуфляже. Шофер и врач, без разговоров, не дожидаясь, когда их выволокут, бухнулись на дорогу по разные стороны от машины и растянулись в грязи, прикрыв руками головы. Дементьев вылетел из–за угла блокпоста. Сгреб за спину одной рукой худенького врача в белом халате и поволок к машине:

— Вот вас–то мне и надо!

Доктор–чеченец заверещал дурным голосом:

— Я ничего не сделал! Я врач!

Игорь вновь рявкнул:

— Вас–то мне и надо!

Распахнув дверцу фургончика, он заскочил внутрь и огляделся. Похоже, что он даже не чувствовал тяжести бьющегося тела в руке. Увидев стоматологическое кресло, брякнулся в него, отпустив врача. Тот упал на пол, стукнувшись лбом. Дементьев повернулся со зверским оскалом перекошенной рожи к нему:

— Чего копаешься? Вставай!

Стоматолог начал что–то соображать, заметив распухшую бардовую нижнюю часть лица с лихорадочно блестевшими глазами. Так же он понял, что здоровяк не потерпит отказа и в лучшем случае ему грозит быть с переломанной челюстью, а в худшем просто убитым на месте озверелым от боли русским майором. Никакие объяснения тут помочь не могли и он решил придержать их на «потом». Врач высунулся из фургона и попросил шофера дрожащим голосом:

— Свет зажги…

Подошел и дрожа, словно болонка на ветру, спросил:

— Что у вас случилось?

Дементьев буркнул, отваливаясь затылком на спинку и распахнув рот насколько смог:

— Рви…

Чеченец заглянул в зубастую пасть и растерялся:

— Который рвать?

Майор прошипел, теряя терпение от надоевшей боли:

— Слева вверху. Третий с края…

Увидев крепкий здоровенный зуб, мужичок растерялся, а потом, поглядев на кубатуру пациента, взмолился, втайне надеясь, что тот откажется от удаления:

— Но у меня нет заморозки!

Игорь на секунду оторвал голову от спинки. Злобно взглянул на маленького чернявого врача и рявкнул:

— Рви так, пока я тебе все зубы не выбил!

Несчастный сообразил, что мужик уже на последней стадии терпения. Торопливо ополоснул руки в тазике. Приподняв салфетку на столике с бортиками, с ужасом оглядел разложенные инструменты и взялся дрожащими руками за самые большие щипцы. Попросил:

— Только вы уж меня не бейте от боли. Больно будет…

Дементьев понял, что действительно может помять маленького, худенького чеченца. Оглянулся на заглядывавших в фургон десантников и рыкнул:

— Звягин, Драпеко, руки мне подержите, а то не ровен час, убью спасителя!

Два, похожих на майора кубатурой, сибиряка без слов вскочили в фургончик. Вцепились в руки и плечи командира, придавив его к креслу. Врач мигом успокоился и не обращая внимания на грязный халат, наклонился. Какое–то время примеривался, а затем решился. Зажал щипцы на указанном зубе. Рванул его сначала в одну сторону, потом в другую и вырвал, с ужасом слушая треск и скрип. Кровь хлестанула ручьем.