Зубы настежь
Шрифт:
Вместе плавного полета, как я почему-то ожидал, он грохнулся о ступени и скатился кубарем, оставляя по всему крыльцу кровавые сопли и слюни. Я брезгливо обошел сторонкой. Дверь еще дрожала, ударившись о стенку.
В лицо шарахнул мощный запах жареного мяса с луком и чесноком, аромат тонкого вина и местного пива, а также запах немытых тел. Я шагнул в горячий воздух, красный от сполохов пламени: как от огромного очага, откуда багровые языки пытаются достать балки под сводом, так и от россыпей крупных как валуны рубиновых
Рядом с камином расположился очаг из неотесанных глыб. Целые стволы дубов догорали там и на моих глазах рассыпались на пурпурные глыбы. Дальше вдоль стены тянулся ряд закопченных жаровен. Из чадящего пламени тяжелыми волнами как расплавленная смола тек запах подгорающего мяса. Свод тонул в туче дыма, Под дальней стеной на таких же полыхающих жаровнях тоже шипели и шкварчали широкие ломти мяса, я слышал пронзительное шипение, а на огромном вертеле над россыпью углей медленно поворачивали целого быка.
Грудь моя шумно и до треска ребер вздулась, с удовольствием вбирая этот горячий воздух, кровь сразу разогрелась до вскипания. В корчме гремел морской прибой человеческих голосов, прорезаемый только пьяными воплями, песнями, изредка звоном посуды. За широкими столами веселились крупные мужчины, одетые большей частью бедно, но я сразу заметил на их поясах дорогие ножи, некоторые сидели с широкими кожаными перевязями через плечо, а из-за спин выглядывали длинные рукояти непростых мечей.
За ближайшим от меня широким и длинным столом расположилась самая многочисленная кампания. Среди них был даже эльф, но не тот, о форме ушей которых спорят эстеты, у него и уши не то порванные, не от обгрызенные, а сам с такой разбойничьей рожей и вороватыми глазами, что я невольно пробежал пальцами вдоль пояса, где обычно носят кошели.
С торца стола насыщались два гиганта, а пили едва ли не бочонками, утробно взревывали, утирались рукавами, пьяно братались, рычали один на другого, а из-под верхних губ выглядывали хоть и желтые, но длинные и острые клыки. Справа и слева мрачно тянули пиво угрюмые существа, челюсти выдвинуты вперед как у немецких рыцарей, лбы не шире моего мизинца, под массивными надбровными уступами можно прятаться от дождя. Глубоко запавшие глаза горят ярко красным, а лица покрыты серой шерстью как у видавших виды горилл.
Я осматривался с оторопью, пока не напомнил себе, что это корчма варваров, а варвары не утруждают себя созданием высоких технологий: римские доспехи, как и половецкие малахаи, мощные пластинчатые луки персов или длинные кельтские мечи – это все захвачено в набегах, выменено на пленных патрициев, потому на оборванце в дырявых сапогах пояс с настоящими золотыми бляшками, а меч, что торчит из-за правого плеча, из лучшей дамасской стали.
Глава 4
Пробравшись к столу со свободным местечком, я перенес ноги через лавку, сел, положив руки на столешницу и расставив локти. Напротив угрюмый бородач оторвался от кружки с пивом, его черные
– Вы, надеюсь, – сказал я вежливо, но голос мой прогремел как раскаты грома, – не против, что я сел к вам?
От стола шли мощные волны запахов жареного мяса, печеной птицы, рыбы, посреди задрал ноги зажаренный целиком на вертеле молодой олень. Из столовых приборов были только широкие медные кубки, ни дурацких тупых ножей, ни вилок, все можно хватать руками, и я, взвеселившись, тут же цапнул со стола могучего гуся, с хрустом отломил толстую ногу. Коричневая корочка трещала и ломалась как мелкие льдинки, сладкий сок потек по пальцам, пятная стол.
Я с рычанием вгрызся в лапу, нежное мясо тает по рту, запах щекочет ноздри, но успевал подхватывать языком струи сока, что побежали до локтей, здесь это оценят как хорошие манеры,
Мои соседи справа и слева наблюдали в тупом молчании, потом я услышал вздох, за столами задвигались, послышался стук ножей, даже у магов они торчали из-за поясов, негромкое чавканье.
Нечеловек, который слева от бородача, шумно грыз огромную берцовую кость. Зубы как мельничьи жернова, костяные пластинки размером с крышки портсигаров, треск напоминал выстрелы из АКМ, красноватый мозг выбрызгивался узкими струйками, но длинный язык молниеносно подхватывал, не давая упасть на стол ни капли.
– Гр-р-р... – ответил он вместо проигнорировавшего меня бородача.
– Что? – переспросил я.
– Гр-р-р-р!..
– Э, не понял... – сказал я уже строже.
Он прожевал, выплюнул осколки костей на середину стола, острые как наконечники стрел, прорычал:
– Садись... гр-р-р... да заказывай! Какое исчо приглашение?.. Только помалкивай сперва.
Я не успел спросить, почему надо помалкивать, когда везде говорят наперебой, поют, спорят, ругаются, как от двери донесся шум, крики, злая брань. Завсегдатаи ухватили за шиворот мелкого злобного человечка с крысиным лицом, кто-то съездил по харе, дюжие руки поволокли к дверям, пинком распахнули. Я успел увидеть как от мощного пинка бедолага вылетел как сизый голубь, вслед швырнули его шляпу и слетевший ботинок.
Тут же из клубов дыма и пара появилась удивительно красивая женщина с красными как пламя волосами, брезгливо вытерла тряпкой грязь, что осталась за выброшенным. Я удивился, что в корчме чисто, хотя народу много, но грязь занес только этот с неприятным лицом и раздраженными воплями.
– Что там?
– Да так... Один все рвется к нам, – ответил бородач хмуро. – Сколько не выбрасывают, а он все лезет! Его петух лягнул в детстве, потому такой ушибленный. Еще три корчмы в городе, а ему надо только к нам!..