Зултурган — трава степная
Шрифт:
И вдруг это замешательство Вадима при встрече в доме брата! Непривычное для нее обращение на «вы», вкрадчивые, смущенные взгляды, робкое прикосновение к руке, к плечу, когда они садились в лодку!.. Затем письмо, другое…
Слова-то какие! Их и сама Нюдля, будучи девочкой-подростком, готова была прокричать Вадиму в отчаянии!.. Теперь он говорил эти же слова ей и стыдился, как гимназист, пришедший первый раз на свидание!.. И ждал ее ответа, ее решения!
Нюдля испугалась поначалу… Она перечитывала письма Вадима по десять раз. Сердце ее охватывал жар, который она так старательно приглушала в себе. Нюдля
Выслушав смущенный и взволнованный рассказ Нюдли о письмах Вадима, Нина подскочила к новоявленной невесте и, чмокнув ее в щеку, поздравила, а Церен повел себя так, словно ему о чувствах Нюдли и Вадима давным-давно известно. Нюдля чуть не расплакалась от обиды на брата, когда тот принялся солидно, как на службе, вслух рассуждать о предстоящей свадьбе…
— Церен! — прервала его сестра, готовая заплакать. — Ты поздравь меня сначала! Или посоветуй, как быть?.. Все же четырнадцать лет — разница в возрасте!
Нина, затем и Церен рассмеялись в ответ, сказав каждый по-своему, что это не главное.
Главным, по их понятиям, была предстоящая свадьба, и Нюдля скоро в этом убедилась, когда прислушалась к разговору между братом и его женой.
— Без настоящей свадьбы не отдадим! — возражала Нина в ответ на слова Церена о крайней скудости с продовольствием в улусе. — Только какую свадьбу? Если калмыцкую, я мало что смыслю в обычаях… Тут уж ты, муженек, сам пораскинь мозгами.
— Эх, Нинок, Нинок! Разве в том дело — какую! Лишь бы ладилось у них… Можно и совсем без свадьбы! Посидим за семейным столом…
— И не думай! — сердилась на мужа Нина. — Не забывай, кто ты и кто Вадим!.. Да и мы с Нюдлей небось не последнего десятка.
Церен снова сослался на голод в хотонах. Щедрый стол на свадьбе у секретаря улускома породил бы нехорошие разговоры в кибитках.
— А не съездить ли мне на хутор? — высказала догадку неугомонная в таких случаях Нина. — У сестры что-нибудь да отыщется для нас.
— К нэпманам за подачкой? — удивился Церен. Эта фраза отрезвила Нину.
— Ты прав, муженек. Перебьемся, видно, на своем пайке… Зина, конечно, даст, но вслед посмотрит так, что кусок в горле застрянет.
— Разрешит ли еще Вадим Петрович свадьбу? — засомневался Церен.
— Как это не разрешит? — удивилась Нина. — Кто у кого должен просить разрешения? Мы ведь еще и согласия не дали на его предложение… Взгляни на сестренку, что с нею делается!
Нюдля сидела вконец растерянная, поглядывая то на брата, то на его жену: вместо радости принесла в их дом беспокойство. Глядишь, еще и рассорятся из-за нее с Вадимом…
Закончилось все хорошей вечеринкой. Приехали сокурсники Нюдли по институту. Кермен помогла Нине приготовить незатейливую, но вкусную еду. Подвыпивший Шорва принял на себя роль тамады.
На второй день после свадьбы Нюдля уже включилась в бригаду приехавших из Ставрополья медиков: делали прививки против оспы. Это
За что бы ни бралась теперь Нюдля, в душе ее вместе с ощущением очень важной перемены в жизни нередко возникала тревога: «Счастлив ли со мною Вадим? Такая ли, как я, нужна ему спутница жизни?» И если замечала в его глазах веселые огоньки, когда встречались после напряженного для обоих дня, в душу ее накатывалась волна нежности, и Нюдля готова была обнять всех близких, делиться со всеми своим счастьем… И сегодня: первая мысль была о нем, ее муже, ее Вадиме, едва проснулась. Даже грохот сковороды, выскользнувшей из рук стареющей Евдокии Свиридовны, казался ей частью симфонии семейной жизни, а не раздражающим дребезгом оброненной посуды.
— Дочка, ты уже встала? Завтрак готов. Вадим Петрович приходил, но не решился будить тебя… Говорит, Нюдля допоздна работала на медпункте, пусть отлежится… Вот какого муженька тебе бог послал!
— Спасибо вам, тетя Дуня, за завтрак… Но нужно было накормить Вадима… Петровича.
— За стол без тебя не садится! — вытирая тарелку, с загадочным выражением лица сообщила Евдокия Свиридовна.
Нюдля тут же сунула ноги в шлепанцы, принялась взбивать подушки, застилать кровать. Она вдруг почувствовала себя виноватой — муж пришел на завтрак, а она еще в постели. «Какой же он… — думала счастливо. — Годами не молод, а в душе — ребенок!»
— Завтра я буду сама кормить Вадима Петровича, — весело объявила Нюдля. — И завтра, и всегда!
Эти слова обидели Евдокию Свиридовну:
— Выходит, что я не угодила?
— Я не то хотела сказать!.. Извините!
Дверь с шумом распахнулась. Раскрасневшийся от быстрой ходьбы Вадим рывком шагнул через порог, протянул руки к Нюдле. Она уже умылась и расчесывалась перед зеркалом. И замерла, услышав его частое дыхание, покраснела. Ей так хотелось обнять мужа, но она стыдилась Евдокии Свиридовны, не успевшей оставить их вдвоем.
— Хочет меня работы лишить, — шутливо пожаловалась та и, сделав вид, что обиделась, скрылась на кухне, но скоро вернулась со стопочкой чистых тарелок.
Вадим Петрович, Нюдля и Евдокия Свиридовна втроем сели за стол, покрытый льняной отглаженной скатертью.
Завтрак был не из сытных, но никто не остался в обиде: съели по тонкой скибочке ржаного хлеба с домашним вареньем, по тарелке пшенного супа — в нем больше плавало кусочков пряно пахнущего поджаренного лука, чем блесток жира. Евдокия Свиридовна пошутила, как извинилась за чересчур уж негустое варево: «Крупина за крупиною гоняются с дубиною!» Восприняв со свойственной ему веселостью уместную погудку, Вадим Петрович не преминул похвалить старание старшей в застолье:
— Очень даже вкусно!.. Нельзя ли прибавки?
Но разве у такой хозяйки, как тетя Дуня, не найдется для мужчины еще полковшика пахучего супа? Нюдля похвалилась:
— Завтра начну у Евдокии Свиридовны брать уроки стряпания… Сама все приготовлю.
— Ох, дети вы, дети! — вздохнула пожилая женщина, думая о чем-то своем, и принялась собирать посуду.
Вадим и за едой был озабоченным:
— Сегодня опять рано не ждите меня со Свиридовной!.. Поеду по хотонам, где особенно разгулялась оспа… Медиков наперечет. Кермен подключила свой женсовет.