Зултурган — трава степная
Шрифт:
Сказав это, Саран шагнул в темноту.
Церен, не торопясь, прошелся мимо деревянного, серого в густых сумерках, детдома. Отсюда рукой подать и до его жилья. Повернув за угол, он вдруг увидел свет в окнах своей квартиры. Почти бегом заторопился на свет: «Кто так поздно может хозяйничать у меня? Ключ только в моем кармане да у Кермен.
С ходу рванул на себя наружную дверь, внутренняя сама подалась, едва коснулся ключом замка.
Яркий свет ударил в лицо.
— Милый, Сиреньчик! — кинулась ему на грудь, целуя в губы, Нина. Еще раз, еще…
— Как хорошо, что ты приехала! — проговорил Церен, подхватывая жену на руки.
— Прости меня, Церен! Глупость мою прости! Не могу больше без тебя! Не смогла!
— Я верил, что ты вернешься! Если бы ты знала, как я хотел этого!.. Где дети? — он шагнул к двери в другую комнату.
— Не разговаривай так громко! Соседи уже спят давно. Ребят оставила дома, а пришла одна. Вот так, взяла и пришла! — Нина опять прильнула к Церену.
— Ты больше не станешь казнить меня разлукой?
— Никогда!.. А ребят привезем завтра! Да ты не волнуйся, они под присмотром, ведь с нами все время живет тетя Дуня. Узнала, что я с ребятами на хуторе, перебралась к нам.
— Давно ты здесь? — спросил Церен.
— Нет… Может, с полчаса… А где ты, муженек, так поздно загулялся? Может, я уже лишняя здесь? — Зажав между ладонями лицо мужа, Нина беспокойно всматривалась ему в глаза.
— Не волнуйся, пожалуйста! — улыбнулся Церен. — Объявился младший сын Бергяса, мой ровесник и дружок когда-то. Вот мы и заговорились допоздна.
— Сын того самого Бергяса, что убил твою маму? Как? И ты еще можешь с этими волками спокойно разговаривать?
— Не все они — волки, Нинок! — возразил Церен. — Эти, у кого
— Ну, ладно! — согласилась Нина. — Теперь меня послушай. Правление колхоза решило дойных коров перевести в Грушовку, а овец разместить на хуторе. После обеда мы, доярки, перегнали коров в новое помещение. Вернулась я к вечеру усталая, и так мне тяжело на душе стало. Села и реву. Тетя Дуня подошла ко мне, как маленькую погладила по голове. «Плачь, плачь! — говорит. — Это, девушка, не ты, а любовь твоя обиженная слезами исходит». Отругала я ее, еще пуще заплакала и пошла было спать. Лежу, перебираю в памяти хорошее и плохое в тебе. Тяжко складывалась эта жизнь, почти ненормально. Но лучшей доли не было и ждать неоткуда… Думала так, думала, и вдруг рванулось что-то во мне! Крылья опять за спиной почуяла! Поднялась, давай напяливать на себя, что под руку попало! А тетя Дуня молча поглядывает, толкует: «Правильно сделаешь, если сейчас же и пойдешь к нему… А то утром передумаешь!» Рванулась я, Сиреньчик, в ночь и через ночь, не разбирая дороги… В общем, узнавай свою Нинку, дорогой! Принимай такую или гони обратно, если…
— Узнаю! — воскликнул Церен, обнимая жену.
— Дети заморили расспросами, — продолжала Нина счастливо. — Чотын, как только ложится спать, непременно напомнит: «Начнутся каникулы, уйду к папе. А ты останешься с мамой!» — дразнит Лиду. А та ему в отместку: «Ты пойдешь пешком, а мы с мамой на дрогах, у бригадира попросим!» Знал бы ты, каково мне было все это выслушивать!
— Успокойся, милая! — Церен нежно прикоснулся к ее волосам, тихонько провел по шее, по такой знакомой голубой жилочке. — Завтра с утра поеду за детьми.
— Я и сама не меньше детей соскучилась по тебе…
Это был разговор между близкими и очень нужными друг другу людьми.
Не скоро потухнет огонь в их окне.