Зверь из бездны
Шрифт:
Впрочем, все это могло мне просто казаться. Экран показывал вполне обычного, ничем не примечательного человека, только вид у человека был несколько отрешенный.
— Выключай, Ден, — сказал Патрис Бохарт и повернулся к нам. — Там история часа на два. Я ему о зондаже тех семерых — молчит. Где, спрашиваю, брали препарат — молчит. И так, с вариациями, чуть ли не до бесконечности. Бесполезно, говорю, отмалчиваться: комиссия, безусловно, даст согласие на зондаж и мы все узнаем и без вашего согласия, только мороки больше — молчит.
— Дома обыск делали? — задал вопрос Стан. Его лицо сейчас казалось не просто хищноватым, а хищным: Стан вышел на военную тропу.
— Делали. — Дубль-офицер кивнул на своих ребят. — Пусто. Показали его по всем поливизиоканалам — может, кто-нибудь отзовется. Но пока тишина. Наши ребята опрашивают всех подряд, по всему Илиону…
— А что комиссия? — спросил я.
— Санкция уже получена.
— Тогда сразу и приступим, — сказал я и поднялся. — Не возражаете, Патрис?
Патрис улыбнулся:
— Неужели я произвожу такое неблагоприятное впечатление? — Он тоже поднялся. — Ден, распорядись, а мы пойдем в «покои Мнемосины». Прошу за мной, господа.
Я и Стан вновь зашагали по пустым коридорам, ведомые Патрисом Бохартом. Рональд Ордин держался сзади, ступая мягко и неслышно; судя по этой его походке, он занимался не только кабинетной работой. «Спокойствие в Илионе — во многом их заслуга», — вспомнились мне недавние слова Патриса.
Мнемосина… Древняя земная богиня, чье имя означает: «воспоминание». Я шел и думал о том, сколько восторгов и надежд было когда-то связано с зондажем. Казалось, что мир наконец-то навсегда избавится от пороков, потому что не будет больше ничего тайного, что не стало бы явным. Действительно, кто решится на преступление, зная, что сохранившееся в клетках головного мозга воспоминание обязательно окажется проявленным? Его просто нельзя будет скрыть, нельзя будет забыть о нем, потому что человек ничего не забывает. Человеческий мозг хранит воспоминания о каждом миге жизни, начиная с рождения, хранит воспоминания о прошлых жизнях и память предков. Но все это находится в неведомых глубинах; помни человек о каждом мгновении своей жизни, он был бы просто раздавлен собственной памятью, выключен из настоящего, он перестал бы воспринимать окружающее, потеряв себя под лавиной воспоминаний. Зондаж, как думалось тогда, поможет извлекать на свет Божий строго определенные кусочки воспоминаний, необходимых для следствия.
На деле все вышло несколько иначе. Во-первых, воспоминания наши оказались не бесконечной цепочкой последовательных событий, а, скорее, смесью, ингредиенты которой довольно трудно вычленить, отделить друг от друга. Но, в принципе, эта задача все-таки оказалась разрешимой, хотя поиск нужной информации мог затянуться надолго. Самым главным оказалось «во-вторых». У метода зондажа нашлось очень много противников. Они считали проведение зондажа нарушением прав личности, вторжением во внутренний мир человека — и я был согласен с этой точкой зрения. Право каждого подозреваемого — отказываться от дачи показаний. Собрать доказательства виновности — дело полиции. Но копаться для этого в воспоминаниях подозреваемого без его согласия — значит, попрать все принципы, на которых держится человечество. К тому же, как определить границу, отделяющую реальные воспоминания от воображения? Кто поручится за достоверность воспоминаний? И зондаж, и мнемосканирование базировались на некоторых общих принципах, но отличались друг от друга так же, как, скажем, авиакар отличается от птицы. Зондаж запретили, и, по-моему, это был очень верный шаг.
Однако не бывает правил без исключения. В нашей ситуации зондаж был просто необходим, хотя данные, полученные с его помощью, не могли служить доказательством виновности. Насколько я знал из истории, за все время существования Ассоциации Миров этот метод применялся всего лишь несколько раз.
Сейчас нам предстояло присутствовать при зондаже Лайоша Ковача. Мы должны были узнать, откуда появляется в обитаемых мирах препарат «Льды Коцита» и кто производит его. Это было нужно не только нам, «полам». Это было нужно всему человечеству…
Конечно, не стоило особенно уповать на успех, а тем более на быстрый успех. «Во сне кто-то указывает мне, что я должна делать…» Это были слова Славии. Неведомый «кто-то», дающий указания зависящим от него людям, мог заблокировать воспоминания Лайоша Ковача. Могло вообще оказаться, что Лайош Ковач получал партии транквилизатора, находясь в некоем сомнамбулоподобном состоянии, и ничего не помнил о своих действиях. С теми семерыми нам повезло: их воспоминания о Лайоше Коваче удалось выявить, и произошло практически полное совмещение. Но те коммивояжеры не вступали в контакт с производителями транквилизатора, и не было нужды блокировать их память. А вот с Лайошем Ковачем, я был почти уверен, дело обстояло иначе…
Да, рассчитывать только на зондаж мог лишь закоренелый мечтатель-оптимист. Я же таким оптимистом давным-давно не был. Гораздо больше я надеялся на устроенный Патрисом Бохартом поголовный опрос населения и показ Лайоша Ковача по местным каналам поливидения. Возможно, нам удастся установить его маршрут.
— Даже если зондаж не пройдет, и никто ничего не сообщит, у нас останется наш «Скотленд-Ярд», — словно прочитав мои мысли, негромко сказал шагающий рядом Стан. — Пропашем все от полюса до полюса.
— Думаю, до этого дело не дойдет, — обернувшись, заметил чуткий на ухо Патрис Бохарт. — Ковач ведь не в межгалактической пустоте орудовал, а здесь, в Илионе. Кто-нибудь что-нибудь да видел. Кстати, вознаграждение обещано неплохое, департамент не поскупился.
«Скотленд-Ярд»… Вернее, метод Скотленд-Ярда. Классический пример из учебника. Задача: найти некий предмет, спрятанный в некоем объеме. Например, в комнате, заставленной мебелью. Принцип решения: все пространство комнаты делится на участки, и каждый участок прощупывается, что называется, с головы до пят. Разбирается пол. Простукивается, развинчивается, протыкается, расчленяется мебель. И так далее. Участок за участком, последовательно, от начала до конца. Если разыскиваемый предмет действительно находится в комнате, не найти его просто невозможно. И абсолютно неверно утверждение, что лучше всего можно его спрятать, не пряча, а просто оставив на видном месте и закамуфлировав под что-то другое. При правильно примененном методе Скотленд-Ярда не помогут никакие ухищрения — и искомое будет найдено.
Правда, в нашем случае речь шла не о комнате, а о целой планете. Но и возможностей у нас было побольше, чем у «полов» далекого прошлого. В случае необходимости можно было мобилизовать кадры и из других миров Ассоциации. Предприятие по производству транквилизатора «Льды Коцита» просто не могло остаться незамеченным даже будучи упрятанным в недра Серебристого Лебедя. Конечно, хлопоты в этом случае предстояли немалые, и не хотелось бы, чтобы дело дошло до применения метода Скотленд-Ярда… Но это уже зависело не от нас.
— Вот и наши «покои Мнемосины», — сказал Патрис Бохарт, когда мы, опустившись на лифте на шесть или семь этажей, оказались перед светло-коричневой дверью. — Ковач уже должен быть там. Пусть поможет нам Бог.
28
СЕРЕБРИСТЫЙ ЛЕБЕДЬ. «ПОКОИ МНЕМОСИНЫ»
На огромном экране, заменявшем одну из стен «покоев Мнемосины», трепетало нечеткое изображение — воспоминания Лайоша Ковача. Сам он, усыпленный, полулежал в кресле под тускло блестящим колпаком сканирующего устройства мнемовизора. Оператор — молодой бородатый паренек в распахнутой полицейской куртке — сидел за пультом и, сосредоточенно сдвинув брови, поглядывал на экран, одновременно скользя пальцами по контактам. Я, Стан и Патрис Бохарт со своими ребятами расположились в креслах напротив экрана.