Зверь из бездны
Шрифт:
— Допустим, убедил. Тогда пойдем еще дальше. Голос говорил, что при выходе из Преддверия возможен сдвиг во времени. Так вот, я прекрасно помню, что шагнул к стене того тупика, находясь спиной к Бохарту — а выбрался из Преддверия лицом к нему. Лицом, Стан! Он ослепил меня своим фонарем.
— Тебе уже было плохо, Лео, и ты просто не помнишь, как повернулся, — вновь невозмутимо разбил мой довод Стан.
В общем-то, со всеми этими опровержениями было трудно не согласиться; ничего более-менее убедительного я пока ему не преподнес. Но я продолжал, потому что уж коль идти, так идти до конца. Вспомнилось вдруг, что кто-то где-то когда-то сказал: «Если ты стал на путь, а он ложный — стой на нем, и он будет для тебя истиной»… Попробуем. И я очень сомневался, что путь мой ложный.
Я сказал:
— Вот еще один аргумент в доказательство того, что я вернулся из Преддверия по нашему времени на мгновение раньше, чем вошел: когда я, скажем так, провалился, Бохарт крикнул: «Куда вы, господин…» — конца фразы я уже не услышал. А первое, что я услышал, вернувшись, были его слова: «…вы, господин Грег?» С вопросительной интонацией. Сопоставь и увидишь, что я действительно оказался чуть сдвинутым во времени в прошлое. Или ты скажешь, это какое-то особенное эхо в той пещере? Или отнесешь на счет того, что у меня возникли неполадки со слухом и вообще с головой?
Стан мельком взглянул на меня и опустил глаза:
— Не обижайся, Лео, но, вероятно, это действительно так. Я привык верить фактам, а фактов пока нет. Есть только твои, чисто субъективные ощущения. Мы ведь с тобой «полы», а не кто-нибудь.
— А помнишь, что сказал Бохарт на острове, когда вы меня вытащили из пещеры? Он сказал, что у него в пещере тоже был какой-то заскок. Еще добавил про ночки бессонные… Припомни-ка, пожалуйста, Стан.
Стан сдвинул брови, вспоминая, потом неуверенно произнес:
— Ну да, было, кажется, что-то такое… И что отсюда следует?
— А знаешь, что он сказал, когда я вернулся из Преддверия? — с нажимом продолжал я. — Он сказал, что пора выметаться с острова; мол, чепуха всякая мерещиться начинает. И я знаю, какая именно чепуха! Он на мгновение увидел меня одновременно и со спины, и с лица, с реверса и аверса, так сказать. То есть действительно увидел какую-то чепуху. Давай спросим у него, Стан!
Стан с сомнением пожал плечами. Задумчиво покусал губы.
— Это уже кое-что, — наконец сказал он. — Кое-что, но не более. Бохарту действительно могло на миг что-то там почудиться, в темноте. На долю секунды.
— Тогда все мы друг другу только чудимся! — Я в сердцах отшвырнул тарелку. — Ты чудишься мне, я — тебе! Весь мир нам только чудится, а мы чудимся тому, кто читает книгу о нас!
— Не кипятись, Лео. — Стан примирительно поднял руки. — Посуда-то здесь при чем? Я же сказал, это кое-что. Возможно, Бохарт действительно подтвердит. Но понимаешь, этого слишком мало. Слишком зыбкое доказательство. Поставь себя на мое место и честно признайся: а ты бы поверил? Возможно, это и факт, но факт, который может быть истолкован по-разному, неоднозначно. Померещиться-то может всякое. Куст среди ночи нетрудно принять за человека…
— Ну да, или за зверя, — пробормотал я. Пример был расхожий.
— Или за зверя, — согласился мой напарник. — Говорил ведь Рональд: фронтир влияет. Почему бы и нет? Что мы знаем о влиянии фронтира на Серебристом Лебеде на психику? Тем более, находились-то мы совсем рядом с ним. Поэтому тебе обязательно надо к врачу, Лео. Сам сказал, что думаешь о близкой смерти. Разве это нормально? Разве было у тебя раньше такое?
— Это не я говорю, это Голос мне предсказал, — мрачно заметил я.
— Твой внутренний голос, — уточнил Стан.
Я нагнулся и поднял тарелку с пола. Я уже остыл и признал его абсолютную правоту. В конце концов, мы с ним действительно были «полами», а не кем-нибудь другим, и самым важным в работе считали неоспоримые доказательства. Не один шаткий факт, который и вправду можно истолковать по-разному, а доказательства. И желательно — побольше. Поболь…
Я так резко вскочил, что чуть не перевернул стол. Стан тоже поднялся с явным намерением схватить меня и обезвредить. Наверное, он подумал, что я начинаю впадать в буйство.
— Спокойно, Стан, я не собираюсь крушить мебель, — сказал я, направляясь к своей брошенной на кресло куртке. — Я просто хочу представить тебе еще одно доказательство. На этот раз вполне вещественное.
Стан, замерев, следил, как я вынимаю из внутреннего кармана куртки эманатор. Вид у него был хищный; ни дать ни взять зверь, почуявший добычу. Увидев в моих руках оружие, он подобрался, приготовившись или отпрыгнуть в сторону, или броситься на меня.
— Спокойно, — повторил я. — Я вполне вменяем. Эта боевая штуковина — мое доказательство.
Он немного расслабился, но продолжал настороженно следить за мной. Я медленно, не делая резких движений, держа эманатор дулом к себе, подошел к столу и положил оружие прямо на посуду.
— Вот, посмотри на индикатор.
Стан мгновенно схватил эманатор и отошел от стола.
— Ну? — Он все еще не понимал.
— Взгляни на индикатор расхода зарядов. Все мы получили полностью заряженное оружие, так? Никто из нас не сделал на острове ни одного выстрела. А вот я стрелял. Там, в Преддверии. В того бешеного левиафана. Где я еще мог стрелять и какие еще тебе нужны доказательства?
Стан медленно опустился в кресло и уставился на эманатор, словно видел подобное оружие впервые в жизни.
— Ты, конечно, можешь сказать, что у меня был неполный заряд, — продолжал я, наблюдая за ним. — Нo это нетрудно выяснить в управлении. Ты можешь сказать, что, когда мы прочесывали остров, на меня накатило и я открыл пальбу в ближайшей расселине. Но это, при желании, тоже можно проверить. Поискать на острове следы моей пальбы. И такая проверка представит все в истинном свете. И ты признаешь тогда мою правоту. Наконец, ты можешь прямо сейчас сказать мне: «Лео, ты прав».