Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого
Шрифт:
Наше же государство, Святая Русь, с самого дня своего возникновения была не от мира сего. Она была изначально — от Бога. А потому ее вероисповедание всегда столь серьезно и отличалась от иных «церквей». И весь иноверный инородный нам мир всегда вел с нами свои войны с одной только целью: низвести веру русского человека до состояния своей собственной.
Священный Синод Петра как раз и предназначался играть роль той самой антиправославной организации, которая должна была привести к полному уничтожению нашего древнего вероисповедания в традиционно упрямой России, все никак не желающей впитывать в себя антихристианские идеи.
Но уже после следующей революции — ленинской — часовни так и не были снесены, а ворота с иконами так все еще и продолжали заставлять даже пришедших к власти безбожников испытывать к себе уважение.
Имеются свидетельства, что и к 1920-му году еще не успело у революционеров повыветриться к ним почтение. Арестованный большевиками князь С. Е. Трубецкой так был проводим своими конвоирами через главные ворота Кремля:
«Когда проходили через ворота, по старой московской традиции, почти все мы сняли шапки. Я заметил, что большая часть нашей стражи тоже их сняла. С. П. Мельгунов, как принципиальный атеист, с интеллигентской цельностью и прямолинейностью, не снял шапки, и один из конвоиров ему заметил: «Спасские ворота — шапку снимите!» Мельгунов запротестовал, и стража, разумеется, не настаивала на этом чуть ли не «контрреволюционном» требовании» [137, с. 278–279].
А вот когда революционеры Ленина довершили «славные дела» революционеров Петра по уничтожению московских часовен, когда не только икон над воротами, но и многих самих этих ворот уже не досчитались, когда вслед за зверским истреблением сотен тысяч русских людей священнического и монашеского звания и преданием мерзости запустения десятков тысяч православных храмов. Православие в России считалось ими уже полностью уничтоженным, совершенно удивительнейшим образом и лишь по воле Божьей оно вдруг в самые тяжелые дни Великой Отечественной войны в нашей стране — восторжествовало! И помогло этому поистине чуду воплотиться возвращенное нашим священством (а уж никак не коммунистическим кровавым режимом, как некоторые и по сию пору считают) ровно после двух веков отсутствия (чуть ли ни день в день!) Патриаршество на Земле Русской.
Но вот какова была основа петровского нововведения в Русской Церкви:
«Постановление, требующее, чтобы священники доносили об открытых им на исповеди государственных преступлениях, которое Екатерина II впоследствии скрывала от Вольтера, было составлено Петром, так же, как и постановление о карательных мерах против ослушников…» [16, с. 168–169].
«Петр I даже тайну и неприкосновенность исповеди не пощадил и нарушил, обратив и ее в орудие сыска» [145, с. 99].
Вот какова была механика исполнения пунктов им запущенной машины:
«По требованию синодского Регламента, священник, выпытавший у кающегося его грехи, за которые он должен быть арестован, и сам должен с ним ехать «неотложно и неотбывательно» в указанные в высочайшем указе «места» — «Тайную Канцелярию» (тогдашнюю Чрезвычайку) или «Преображенский Приказ» (Петровское Гэпэу)» [67, с. 93].
Так что даже связанное с чисто моральными ценностями учреждение Петром превращалось в карательный орган.
Были и иные кощунства над русским вероисповеданием:
«В церквах, обыкновенно посещаемых царем, были поставлены кружки для сбора штрафов, которые царь налагал на болтающих, спящих и, вообще, лиц, неприлично ведущих себя во время церковной службы.
В Александро-Невской лавре сохранился железный ошейник, употреблявшийся… для наказания рецидивистов: они должны были слушать обедню привязанные за этот ошейник к колонне храма» [18] [16, с. 169].
Но и про такое нам слышать теперь уже не впервой. Именно его наследники довершили начатое Петром превращение русских храмов в тюремные застенки.
«Петру не нравилось, что в России много церквей, особенно их изобилием славилась Москва; и он приказал… все лишние церкви упразднить» [51, с. 739].
18
Шерер, т. III, с. 238.
Так что к Православию вероисповедание Петра, как нами разобрано теперь достаточно подробно, уж точно не могло иметь никакого отношения.
Но каковым же было истинное его вероисповедание?
«…его слова и поступки заставляли заподозрить в нем склонность к протестантизму. Он окружил себя кальвинистами и лютеранами… и внимательно слушал их проповеди» [16, с. 168–169].
А ведь не секрет, что именно протестантизм является самым надежным внешним прикрытием масонства, так как на такой сорт религии легче всего ссылаться поклонникам культа Бафамета. Вот как это на словах выглядело в рассказах о внешней обрядности масонов послепетровского образца — времен подчинения русского масонства Фридриху Вильгельму II:
«Членам кружка рисовалось счастливое братство независимых дворян… верующих в Бога, но не связанных выполнением церковных обрядов» [40, с. 21].
То есть обрядов Русской Православной Церкви: ведь у них свои обряды. Зачем же мешать их отправлению? Потому выпущенное Петром:
«Постановление 1706 года разрешало всем протестантам свободное исповедание их религии» [16, с. 169].
Однако ж это вовсе не значит, что Петр хоть чем-то был при этом против католицизма:
«…Тейнер опубликовал ряд документов, свидетельствующих о надеждах, которые царь подавал, и до и после этого постановления, в Риме относительно возможности соединения двух церквей; и иногда монарху приходило в голову собирать вокруг себя даже иезуитов» [16, с. 169].
И это вовсе не удивительно:
«Только Петр I дал кат[оличеству] полную свободу в вере, и право строить храмы — и начинается распространение кат[оличества] …» [96, с. 1232].
Здесь он явно переигрывает своего менее удачливого предшественника:
«Первый самозванец, приверженец папы, построил домовую церковь по кат[олическому] образцу и начал др. нововведения, чем навел нелюбовь народа и был убит» [96, с. 1232].
Петр это понимал. Полностью заменить католичеством наше Православие в ту пору было еще слишком опасно. А потому он отворил двери не только католицизму и лютеранству, но практически любым религиозным поветриям, где-либо возникавшим и кем-либо усвоенным. Ведь главное не форма, но конечная цель — уничтожение истинной веры в истинно Божьем народе.
«На словах он показывал себя ревнителем Православия, но преспокойно принимал в Англии причастие по англиканскому образцу, а в Германии перед памятником Лютеру произнес хвалебную речь в честь «сего великого пастыря»» [15, с. 410].
Все это творилось совершенно в открытую. А потому появилось достаточно устойчивое мнение, что:
«Петр и его приближенные — оборотни…» [15, с. 410].
Так оно, судя по всему вышеизложенному, и было на самом деле. А потому нет в том ничего необычного, что русские люди уже тогда: