Зверь о двух спинах
Шрифт:
МАКЛИШ. Хорошо. Как вам будет угодно. Иногда ко мне обращаются с еще более странными просьбами. (Достает из кармана кольцо, на котором множество ключей разных размеров и формы). Какой желаете?
ЭЛ. Какой желаю?
МАКЛИШ. Конечно. Выбирайте.
ЭЛ. Вы хотите сказать, что любой отпирает эту дверь?
МАКЛИШ. Черт, я не знаю. Не думаю, что хоть один подойдет.
ЭЛ. А чего вы мне их предлагаете?
МАКЛИШ. Вы сказали, что вам нужен ключ. Определитесь с этим.
ЭЛ. Мне нужен ключ, который от этой двери.
МАКЛИШ. Чтобы ее открыть, достаточно повернуть ручку. Не люблю я запертые двери.
ЭЛ. Ну почему Бог творит такое со мной?
МАКЛИШ. Потому что Он вас ненавидит. Но не воспринимайте это, как что-то личное: Он ненавидит всех. Выпейте, и я вам все это объясню. Все началось с Моби Дика.
ЭЛ. Мне без разницы.
МАКЛИШ. Двумя или тремя геологическими эпохами раньше, будучи великим писателем, я раздобыл старый саквояж, набил его носками, нижним бельем, «Моби Диком» и Библией, потому что мне нравились собранные в ней непристойные истории, и отправился в путешествие через всю страну, чтобы впитывать в себя впечатления.
ЭЛ. Какие впечатления?
МАКЛИШ. Черт, да какая разница? Я собирался написать «Моби Дика».
ЭЛ. Кто-то его уже написал.
МАКЛИШ. Да, это была одна проблема. Но я столкнулся с более серьезной.
ЭЛ. Вы не могли впитывать впечатления.
МАКЛИШ. Нет, нет, мог и очень даже. Просто не получалось облечь их в слова. Не складывались они в предложения. А когда вопрос встал ребром – выжить или умереть, я начал строчить рассказики для секс- и романтических журналов. «Месяц жизни без любви», «Бесчувственные запретные губы», «Раскаянье хористки». Лучше всего, по моему разумению, у меня получился опус «Как я была ученицей белой рабыни». Большего я добиться не сумел. И однажды проснулся в проулке в Терре-Хоте или в каком-то другом чертовом городишке, и у меня на руке сидела собака, и я задался вопросом, как же мне удастся написать «Моби Дика», лежа лицом вниз в проулке Терре-Хота, штат Индиана, с сидящей на руке собакой? И собака разъяснила мне, что я просто постарел, оголодал, стал более похотливым и еще более циничным. В итоге я вернулся сюда, женился на Рейчел, и теперь ты видишь перед собой доброжелательного домовладельца, пусть район этот и трущобный, который после возвращения не написал ни слова. (Пьет).
ЭЛ. И что?
МАКЛИШ. Что что?
ЭЛ. Почему двери без замков?
МАКЛИШ. А-а-а. Тут надо копнуть глубже. Ты знаешь Рейчел.
ЭЛ. Нет, Рейчел я не знаю.
МАКЛИШ. Моя жена. Ты видел ее внизу.
ЭЛ. Внизу было четыре сотни человек.
МАКЛИШ. Такая красивая. Тебе захотелось напрыгнуть на нее прямо в вестибюле.
ЭЛ. Ох, ОНА. Нет, я просто…
МАКЛИШ. Это нормально, все на нее так реагируют. Она – девушка видная. Я – единственный из ее знакомых, с кем она не спит. Мы разговариваем. Полагаю, она еще поднимется сюда, чтобы повидаться с тобой.
ЭЛ. Я не хочу напрыгивать на вашу жену в вестибюле. Мне просто нужен ключ от моей комнаты.
МАКЛИШ. Она еще и очень милая. До сих пор думает, что я могу написать «Моби Дика». Я даже не знаю, читала ли она «Моби Дика», но она любит слушать меня. И она слышит. Это редкость, большая редкость. Большинство людей в Нью-Йорке только притворяются, что они слушают тебя, поэтому ты притворяешься, будто слушаешь их. Они просто ждут паузы, так что им без разницы, даже если я буду читать «Кама Сутру» на португальском. А вот она слушает со всем вниманием, не думая о чем-то еще. Это удивительная редкость. Возможно, она понимает не все слова. Черт, да я тоже
ЭЛ. Но почему двери здесь без замков?
МАКЛИШ. У тебя какая-то фиксация на этом вопросе. Художникам свойственны навязчивости. Пользы от них нет.
ЭЛ. Почему нет замков?
МАКЛИШ. У меня с жильцами договор. Я не слишком достаю тебя арендной платой, а ты принимаешь тот факт, что Господь в своей бесконечной и непостижимой квази-мудрости постановил, что в дверях замков нет. Это ведь справедливо, так?
ЭЛ. Я не думаю, что это справедливо.
МАКЛИШ. Ты можешь внести депозит и оплатить первый и последний месяц?
ЭЛ. Идея мне понятна.
МАКЛИШ. Я вижу, что ты тяготишься моей компанией, поэтому я ухожу. Это нормально. Нет проблем. Какая разница? Мне без разницы. Это твоя прерогатива. Вот и пользуйся своей прерогативой. Я так всегда делаю. Я только спущусь вниз и посмотрю, кто сегодня запустил руку под платье Рейчел, и насколько глубоко. Только кисть, по локоть, по плечо, а то и залез с головой. Так я определяю время.
ЭЛ (наблюдая, как тот уходит, зная, что будет сожалеть об этом). Минуточку.
МАКЛИШ. Да?
ЭЛ (протягивает стакан). Нальете еще?
МАКЛИШ (подходит, чтобы налить). Конечно, почему нет? Еще парочка погибших мозговых клеток, разве это имеет значение?
ЭЛ. Я хочу спросить…
МАКЛИШ. Валяй.
ЭЛ. Кто такой Эверетт?
МАКЛИШ. Какой Эверетт?
ЭЛ. Не знаю. Сверху.
МАКЛИШ. А-а-а. Брат Мэри Маргарет.
ЭЛ. Он тоже живет наверху?
МАКЛИШ. Нет, он живет в Нью-Джерси. Они его упоминали?
ЭЛ. Недавно он там был.
МАКЛИШ. Нет, его там не было.
ЭЛ. Был. Она с ним разговаривала.
МАКЛИШ. Нет, не разговаривала. Ты ошибся.
ЭЛ. Я все слышал ясно и отчетливо. Она с ним разговаривала.
МАКЛИШ. Эверетт в Нью-Джерси. Он никогда не покидает Нью-Джерси. Эверетт – овощ.
ЭЛ. Ее брат – овощ в Нью-Джерси?
МАКЛИШ. Он – военный овощ. Участник боевых действий. Отравляющий газ, или взрывная волна, или что-то такое. Точно я не знаю, но он просто сидит в военном госпитале в Нью-Джерси. Она постоянно ездит к нему, печет булочки и все такое, но я не думаю, что он ее узнает. Просто сидит там. Я иногда ездил с ней, когда был достаточно трезвый, чтобы выйти из дома. Мозгов осталось немного. Это я про Эверетта. Что ж, у меня тоже. Наверное, это неплохо, проверять у двери, сколько у тебя осталось мозгов. Дуракам легче жить.
ЭЛ. Да. Наверное. Я только не понимаю…
МАКЛИШ. Чего?
ЭЛ. Наверное, я все-таки ошибся. Забудьте.
МАКЛИШ. Я делаю все, что могу. Только не говори Мэри Маргарет, что я рассказал тебе о ее брате, хорошо? Может ее расстроить. Она такая ранимая. Мы все стараемся ее оберегать. Она действительно милая, но…
ЭЛ. Послушайте, все хорошо. Я даже не знаю эту девушку.
МАКЛИШ. Не следовало мне тебе этого говорить. Нет у меня самоконтроля, я все выбалтываю. Потом мучаюсь угрызениями совести.