Зверь придет с рассветом
Шрифт:
— Ну и ладно, — объявила Лили решительно. — Главное, что ты — это все еще ты. Пойдем на Пустошь. Тебе лучше спрятаться там.
— Пойдем.
Йон поднялся и пошагал за ней сквозь аромат донника, стоящего стеной вдоль дороги. Ему вспомнился праздник солнцестояния и венок лорда Майи. Летняя беззаботность и теплая ночь…
Теперь все стало другим.
Но придется привыкнуть.
— А что ты сама собираешься дальше делать? — спросил он у Лили.
— Присматривать за деревней и за тобой. Копить силу. Потому что… — Она посмотрела на Йона строго. — В общем… Мне надо много тебе рассказать. Про все… Про то,
Йон не знал, что сказать. Просто слова поддержки?
— Пусть у тебя все получится. — А потом странная мысль пришла в голову и озвучилась слишком быстро: — Ты не думала, что Табита могла выжить?
Он пожалел о сказанном, ведь такие слова могли дать беспочвенную надежду или, наоборот, больно ранить…
…но было поздно.
Сказанного не вернешь.
Лили вздрогнула. Остановилась. Скомкала в ладони кулон со звездой.
Произнесла едва слышно:
— Могла выжить… Знаешь, Йон, а ведь я о таком никогда прежде и не думала…
Где-то у границы Куттана и Райлы…
Телега скрипела, тряслась и раскачивалась из стороны в сторону, как лодка на волнах. Дорога крутилась по скалам, завивалась серпантином, сужалась до того, что крайние колеса почти повисали в воздухе. Лошадь жалась боком к отвесной скале. Хоть она и не первый раз тут ходила, привыкнуть к круговерти опасных круч было невозможно.
Возница, седой мужичок неопределенного возраста, мягко посвистывал и ослаблял повод, позволяя кобыле вытянуться удобно, держать равновесие и не нервничать лишний раз из-за скованности.
На одном из поворотов заднее колесо все же соскользнуло с края. Охнули пассажиры, прильнули к противоположному борту. Дородный парень и девица медвежьей стати — взрослые дети возницы — выскочили наружу и принялись втаскивать телегу обратно на дорогу. Старушка, мать седого мужичка, кряхтя подняла костыль и тоже собралась вылезать.
— Ну что вы, бабушка, — тронула ее за руку худая девушка в бедном плащике с глубоким капюшоном, надвинутым на бледное до прозелени лицо. — Вы останьтесь. Я выйду…
— Что вы, госпожа, — ласково проскрипела старуха. — Сидите уж. Не пристало вам.
— Нет-нет. У вас ноги болят, а я здоровая, — мотнула головой девушка и быстро выпрыгнула из телеги.
Она попыталась помочь детям возницы, но от ее слабосильной попытки никакого толку не вышло. Она больше мешалась: могучие братец с сестрой боялись ее затолкать, отчего их усилия по возвращению телеги на место заметно приуменьшились.
— Отойдите лучше, госпожа. А то придавим вас ненароком, — пробасила девица-великанша. — Раз уж вышли, идите, поодаль ножки разомните, а мы тут сами как-нибудь.
— Хорошо, Ирия, — послушалась девушка в капюшоне и отошла.
— Давай-ка, Фрай, поднажми еще! — скомандовала Ирия.
Ее брат напряг мускулы, и телега, наконец, прочно встала на четыре колеса.
— Вот это детушки! — Возница смахнул с глаз слезу гордости. — Была бы жива ваша мать, как бы радовалась, как бы гордилась.
— И не говори, Павик, — поддержала его старушка. — Мира всю душу в детей вложила. Жить бы ей, да радоваться… А все разбойники проклятые! Все они!
— Не надо, баб-Гань, — урезонила ее Ирия. — Не вороши прошлое. Тебе волноваться нельзя.
— Так как же? — попыталась спорить старушка, но к внучке присоединился Фрай.
— Давай лучше о хорошем поговорим? О будущем! Как приедем к владыке нашему милостивому. Как примет он нас. Как наградит.
— Попросим его, чтоб прислал отряд солдат в нашу местность. Чтоб всех-всех разбойников оттуда прогнал, — поддержала брата Ирия.
— Я б сам к нему в солдаты пошел, — мечтательно протянул Фрай, пригладил широченной ладонью непослушные светлые вихры.
— И я бы, — сказала Ирия. — Вот только девушек он, говорят, на службу не берет.
— Он никого из райлийцев не берет, — поставил крест на их мечтах отец. И подытожил: — Ни к чему вам в солдаты идти, детушки. От вашей силы в мирной жизни больше блага будет.
— Госпожа! О нет, госпожа! — вскрикнула вдруг высоким голосом старушка. — Остановите же ее! Павик, Ирия, Фрай! Ну, не стойте! Бегите же скорее! Спасайте! Беда… Беда!
Брат с сестрицей и отец семейства дружно взглянули туда, куда махала им из телеги старая женщина.
Девушка, которую все они называли «госпожой», стояла на краю обрыва, раскинув руки в стороны. Мыски ее стоптанных башмаков уже нависали над бездной. Стоило ей только качнуться вперед и…
— Нет! Стойте! Не нужно! — Ирия рванулась стремительно, оказалась за спиной у худенькой попутчицы, обхватила ее своими лапищами, прижала к груди. Зашептала в отчаянии на ухо: — Не нужно, госпожа… Пожалуйста, не делайте этого… Просим вас и на милость вашу уповаем.
— Ты не понимаешь, Ирия… — По серой щеке девушки прокатилась слеза. — Ты не представляешь, что мне пришлось пережить. Я хочу… Я мечтаю снова забыть обо всем, но теперь не могу. Это до сих пор убивает меня, мучает, выжигает изнутри… Я не могу, Ирия! Не могу… Отпусти меня, прошу.
— Нет, госпожа. Не надо так говорить… — Ирия заревела вдруг, завыла по-волчьи. Слезы градом полились из ее глаз. — Мне так жалко вас, но, пожалуйста, не нужно прыгать. Поживите еще. Мы вернем вас домой, и все будет хорошо. Будете жить да радоваться.
В ответ донеслось холодное:
— Не буду. Я уже мертва, и оттого не смогу жить дальше счастливо и безмятежно. Радоваться я больше никогда не смогу.
И тогда в спор вступила бабушка Ганя.
— Вы, госпожа, может и мертвы, но мы-то еще живы, хоть и бедны, в отличие от вас. Вспомните, как мы заботились о вас, как отдавали вам последние крохи, как лечили от истощения, после того, как случайно нашли в лесу. Три года… До того, как вы вспомнили, кто вы. Все вспомнили… Так позвольте нам отвезти вас домой, к отцу. К владыке Тарху. Позвольте надеяться на его благодарность и милость — нам это важно и нужно. Пусть и небескорыстно все это звучит, но мы так бедны и слабы, что не можем обойтись без корысти. И знайте, если бы вы не оказались принцессой, не вспомнили все, мы бы все равно вас холили и лелеяли, как свою… Вы уж простите меня, старую, госпожа Табита, но кто-то должен был это сказать вам.