Звери дедушки Дурова. Книга вторая
Шрифт:
«Рыжий» громко закричал, выбранился, толкнул Чушку локтем, вскочил и убежал в уборную переодеваться.
Тогда на его место лег служащий. Лежа, он показал свинье кусок мяса и положил его себе под поясницу.
Финтифлюшка старалась достать мясо сначала робко, но, видя, что ее за это не бранят, уже смелее подсунула свой пятачок под спину служащего и подбросила его так, что он перевернулся.
Мясо осталось лежать на земле; Чушка быстро его съела, подбежала опять к лежавшему на спине служащему и повторила с ним
Сначала порции мяса подкладывались часто, потом все реже; Чушке приходилось подбрасывать, или, лучше сказать, катить служащего довольно долго, чтобы получить кусок.
Роль служащего исполнял на спектакле «рыжий».
Таким образом мы с Финтифлюшкой разыграли трагедию смерти «рыжего». Когда тот замертво падал на землю, свинья, подталкивая его своим пятачком, удирала с арены, чтобы скрыть следы своего преступления.
Нас пригласили в приволжские города, и мы туда покатили с моей верной свиньей.
Вот тут-то у нас с Финтифлюшкой случилась пренеприятная история: мы чуть не расстались с жизнью. И мне пришлось доказать на деле, что я глубоко привязан к моим зверкам.
Ехали мы по Волге на пассажирском пароходе. Чушка была привязана на палубе рядом с клеткой громадного медведя.
Ловким ударом лапы ее опасный сосед вдруг открыл плохо запертую дверцу и со страшным ревом бросился на свинью. Надо было видеть заметавшуюся в ужасе Чушку.
Увидев эту картину, я мигом бросился на выручку моей милой, талантливой ученицы, верного товарища моих цирковых горестей и радостей.
Я вскочил на спину медведю, просунул свои пальцы ему в рот и стал тянуть его за щеку. Но это только разжигало ярость медведя; он все сильнее сжимал зубами шею свиньи.
Я продолжал сидеть на медведе верхом, чувствовал, как слабеют мои силы, наклонился к медвежьему уху и стал его кусать.
Медведь заревел и бросил Чушку, потом перевернулся и стал пятиться, таща меня на себе и толкая свинью задом в свою клетку.
Финтифлюшка очутилась между задней стеной громадной клетки и между задом медведя, рядом со мною.
Сбежались служащие, и на медведя со всех сторон устремились железные палки. Мишка с яростью отбивал лапами удары и все сильнее и сильнее жал нас к клетке.
И чем больше колотили снаружи служителя медведя железными прутьями, тем с большею силою он прижимал нас…
Наконец, задняя сторона клетки была сломана, и я отчаянным скачком, весь изорванный, исцарапанный, освободился и освободил бедную перепуганную на смерть Финтифлюшку.
Но этим еще не кончились похождения Мишки. Он бросился на ют парохода, где сидела публика. Мгновенно та сторона, куда явился непрошенный гость, совершенно опустела. И куда только ни направлялся медведь, всюду с криком ужаса и с шумом расчищалась перед ним широкая дорога.
Наконец,
А бедная, измятая Топтыгиным Чушка долго после этого болела…
В конце лета я был приглашен в Харьков.
Образование Чушки-Финтифлюшки в это время еще не вполне закончилось; я хотел сделать из нее блестящую артистку.
В одно утро я притащил к ней маленькую тележку, надел хомут и привязал оглобли, а потом попробовал запрячь свинью.
Очевидно это ей показалось очень неудобным; она начала биться, порвала свою упряжь, даже сломала передок коляски, но ничто не помогло: я все-таки ее запряг.
В конце концов Финтифлюшка получила достаточно высокое образование, чтобы не понять, чего от нее требуется.
А я говорил:
— Теперь моя Чушка покажет всем, этим презирающим свинскую породу, что она может исполнять все обязанности лошади.
И она доказала.
Раз я сидел на клетке Финтифлюшки и обдумывал программу следующих выступлений. Ко мне подошли приятели.
— Едем завтра обедать компанией в ресторан «Старое Бильвю!» — весело предложил один из друзей.
— Хорошо, — отвечал я, — охотно поеду, но только не иначе, чем на свинье.
— Еще лучше!
Уговорились о часе. На следующий день я выезжал из цирка в коляске, запряженной свиньею.
Толпа детей провожала меня.
За мной неслись крики, хохот, визг.
— Свинья! Гляди, свинья!
— Вот так конь!
— Не дотащить!
— Привезет в хлев!
— Тащи и нас!
— Вываляй Дурова в луже!
— По Сеньке и шапка!
Всего и не припомнишь, что кричали нам вслед.
Но вот мы попали на большую Екатеринославскую улицу. Здесь началось для нас настоящее торжество. Извозчики, ехавшие на вокзал и с вокзала, сворачивали перед нами с дороги; прохожие останавливались; кучер конки, увидев толпу, и не зная в чем дело, взялся за рожок.
Да, в эту минуту Финтифлюшка должна была бы чувствовать себя весьма важной особой.
Кучер смотрел на нас во все глаза. Он так засмотрелся, что невольно остановил лошадей, и рожок выпал из его рук. Пассажиры приподнялись и, как из ложи в цирке, хлопали в ладоши, крича:
— Браво! Браво!
Под эти крики и аплодисменты я мирно ехал на обед, но едва я остановился у ресторана, как точно из-под земли, вырос полицейский. Он грозно крикнул:
— Кто разрешил вам ехать по городу на свинье?
— Никто, — спокойно отвечал я, — просто у меня нет лошади, и я еду на свинье.
— Хорошо, так и запишем в протокол. А пока что, я требую, чтобы вы немедленно возвратились в цирк со своей скотиной, но только глухими переулками: вы не должны собирать толпы любопытных.